— Я про черную магию понять не могу, — признался Жерар. — Откуда это-то обвинение взялось? Он что, ворожил по ночам?
— О, с черной магией получилось еще лучше, чем с доносом графини об отравлении, — оживился рыжий пират. Видимо, эта история ему особенно понравилась. — Случилось так, что некий доктор изящной словесности и всяческих искусств попал на лионские рудники. Человек он был утонченный и культурный. Поэтому, увидев впервые в жизни, в каких условиях добывают руду, он пришел в ужас и заявил, что такой адский труд невозможен без применения черной магии. А лионские рудники тоже входили в сферу деятельности королевского казначея. И доктор изящной словесности объявил его колдуном и черным магом. В паре с придворной графиней они стали главными свидетелями обвинения.
— Врешь ты все, — обиделась Жаккетта. — На ходу придумал. Ну не могло же так по-дурацки все быть!
— Папой Римским клянусь! — прижал руки к груди рыжий пират. — Именно так и было. Я читал обвинительный приговор короля. Никакого романа не надо! Там Кер еще обвинялся в большой дерзости и отсутствии совести: он умудрился на свадьбе принцессы Жанны взять долговые расписки с гостей на крупные суммы, мол, кто не заплатит — тот на свадьбу не придет. Разумеется, все заплатили. Король впоследствии сильно обижался: ведь приглашенные думали, что выполняют волю короля.
— Я удивляюсь, что на него донос написали, а не прихлопнули в темном углу, — заметила раздраженно Жанна. — Если человек такие коленца выделывал. Это обвинение — в большой дерзости — я поддерживаю!
— А про оружие что говорили? — вмешался Жерар, которому было не очень интересно слышать про свадьбу принцессы.
— С оружием — дело темное, — охотно отозвался рыжий пират. — В королевском обвинении было сказано, что Кер продал египтянам много ратных доспехов, чтобы получить возможность вывезти оттуда беспошлинно большие партии перца. Без ведома короля, естественно. И, мол, именно поэтому султан выиграл битву у христиан. Не знаю, не знаю. Битвы выигрывают и проигрывают больше люди, чем доспехи, пусть и французские. Кер, разумеется, ссылался на папскую буллу, где ему разрешалось торговать с Востоком. Но к этому обвинению сразу же присовокупили следующее, где говорилось, что он переправил в Александрию медь и серебро и выгодно продал себе в прибыль, а казне в убыток, нанеся тем самым оскорбление королю.
— Почему оскорбление? — не понял Жерар.
— Король обвинил Кера в том, что тот подделал его печать и клейма. И продавал драгоценные металлы, заклеймив их королевской лилией. А серебро было плохое, низкого качества. Покупатели верили королевскому клейму, а потом чувствовали себя обманутыми. Королем Франции, не кем-нибудь. Вот и оскорбление. Вдобавок к этому Кера обвиняли в том, что он настолько дорожил торговлей с Египтом, что когда на его галере приютили бежавшего христианского раба, он, угрожая собственным людям, заставил вернуть его хозяину-сарацину, лишь бы мусульмане не обиделись.