Отец идет в гостиную, а я неотступно следую за ним.
— Это не важно, он - мой друг, и ему нужна помощь. У нас достаточно свободных комнат, — твердо говорит он.
Обычно мой папа очень мягкий, но эта внезапная упертость начинает раздражать.
— То есть тот факт, что двое мужчин будут жить в том же доме, что и твоя юная, милая, семнадцатилетняя дочь, не причина для беспокойства? — заявляю я, пытаясь заставить его чувствовать себя виноватым.
— Билл — не чужой человек, мы дружим уже много лет, a «милая» — едва ли подходит под твое описание, — отвечает он, а потом берет газету и утыкается в нее.
Я знаю, что он делает это специально, лишь бы не разговаривать со мной.
— Вы работали вместе. Едва ли это можно назвать дружбой.
— Эдди, разговор окончен. Это мой дом, и я решаю, кто тут остается. Не хочу больше ничего слышать, понятно?
— Отлично, я ухожу, — говорю я, направляясь к двери.
— Пока, — ухмыляясь, отвечает папа.
— «Черт возьми»! — Кричу я, а потом хлопаю дверью и запрыгиваю в машину.
Я так зла! Почему он не может взглянуть на эту ситуацию с моей стороны? У него, конечно, периодически возникают странные идеи, но эта - самая ужасная из них.
Мне просто необходимо обсудить это с Кортни, поэтому направляюсь к ее дому. Вождение, даже короткое, обычно помогает мне слегка остудить свой пыл.
Я припарковалась возле ее дома, сделала глубокий вдох и вышла из машины. Заперев ее, кладу ключи во внутренний карман светло-голубых джинс. Звоню в дверь и жду. Может, это из-за плохого настроения, но мне показалось, что она слишком долго идет, поэтому звоню еще раз.
—Да иду я, иду!
Как только дверь открывается, врываюсь внутрь и мчусь прямиком на кухню. Сажусь за барную стойку и ворчу про себя.
— Заходите, ой простите, вы уже зашли! - кричит Кортни с издевкой в голосе. - Ладно, что у тебя случилось?
Она открывает холодильник и достает две банки с содовой. Открываю ее и начинаю быстро пить.
—Так ты расскажешь, что произошло или так и продолжишь штурмовать содовую?
— Отец пригласил своего друга и его тупого сыночка пожить у нас! — кричу я, а потом делаю еще один большой глоток из банки.
— Понятно, а проблема в чем? — спрашивает она в замешательстве.
— Проблема в том, что его сынок – придурок хренов! — ору я так, как будто она задала самый идиотский вопрос за всю историю мира.
— Разве отец не просил тебя так не выражаться? А вот и баночка, — говорит Кортни, пододвигая ко мне стеклянную банку и наклоняя ее так, чтобы я видела прорезь в крышке.
— Ты шутишь?
— Нет, с тебя четвертак, — на ее лице расплывается дьявольская ухмылка.