Женщина смерила нас злым взглядом и указала на вершину холма, где, в стороне от остальных, стояла одна-единственная лачуга.
– Thall an-sin![115]
– Tapadh leat[116], – поблагодарил Дункан и улыбнулся.
Девочка вырвала у него из рук хлеб и убежала с драгоценной ношей в дом. Женщина последовала за ней.
Перед покосившейся лачугой мы увидели пожилую женщину. Она сидела на лавке и как будто дремала. Франсес нигде не было видно. Лиам с тревогой посмотрел на меня, спрыгнул с лошади и направился к женщине.
– Страшно представить, что с ней могло случиться в этом месте, – шепнул Дункан Марион, которая была поражена убогостью деревушки.
Звук его голоса заставил старуху вздрогнуть. Она открыла сначала один глаз, беловатый и мутный, потом второй – красивого зеленовато-бронзового цвета. Вскинув брови от удивления, она выпрямилась и воззрилась на нас. Лиам остановился в нескольких шагах.
– Это вы Дженнет Симпсон?
– А вы кто?
– Мы ищем Франсес Макдональд.
Ничего не выражающий взгляд женщины по очереди остановился на лице каждого из нас.
– Это преподобный Чисхолм прислал нас сюда.
– А, добрый пастор! – воскликнула она, и я увидела, что во рту у нее почти не осталось зубов.
Старуха знаком пригласила нас за собой и, повернувшись к нам сгорбленной спиной, похромала к дому. Следом за Лиамом я вошла внутрь. В горле моментально запершило от запаха дыма и мочи. Глаза не сразу привыкли к темноте. Я посмотрела по сторонам.
Бардак в комнате был жуткий. На лавке высилась стопка грязной одежды. На стене висели два ржавых меча, на полках буфета были рядами разложены маленькие посеребренные и позолоченные пуговицы, тут же лежали броши и бляшки с гербами разных кланов Хайленда. Красная солдатская курточка, вся изорванная и местами грубо зашитая, валялась на старом, обтянутом кожей сундуке. Замок его когда-то взломали да так и оставили.
Старуха ногой оттолкнула курицу, умостившуюся было на куче торфа.
– Вы ее отец? – спросила она, направляясь вглубь комнаты.
Я увидела кровать, на которой высилась груда старых пледов. Лиам прищурился, вглядываясь в сумрак.
– Да.
– Бедняжка не говорит с того дня, когда увидела, как вешали ее мужа, – пояснила хозяйка дома.
– Боже милостивый! – прошептала я, закрывая глаза.
– Я уговаривала ее не ходить, – продолжала женщина, – но у меня ничего не вышло. Она упрямая, как мул!
Она пожала плечами, удрученно посмотрела на нас и легонько пошевелила груду клетчатых пледов. Один соскользнул на пол, и показалась голова со спутанными, грязными каштановыми волосами.
– Франсес! – вскричала я, бросаясь к дочери.