У Ни Цзао пошли по коже мурашки. Он слышит тягучий звук дудки, потом в ночной тишине раздается громкий скрип дверей. Его спина покрывается холодной испариной.
Сестра рассказывает младшему брату о нищих. Идешь ты по узкому хутуну, кругом ни души, тихо, пустынно. Вдруг впереди появляется человек: то ли мужчина, то ли женщина. Идет прямо к тебе и ухмыляется — вот так. Потом легонько берет тебя за руку… И вдруг: слева — море, справа — ущелье, сзади — пламя! Или со всех трех сторон — высоченная стена. Беда! Перед тобой только один путь — узенькая тропинка, но на ней стоит тот мужчина (или женщина). Он машет тебе рукой, и ты идешь за ним, потому что другого пути у тебя нет. Ты ушел с ними, и домой больше не вернешься, и маму свою не увидишь, потому что этот человек уведет тебя в дальние края и продаст в рабство. Если же ты стал рабом, считай, что тебе еще повезло, а то он может тебя прирезать, вынуть из груди твоей сердце, изъять печень, мозги и сделать из них отвар, который потом сольет в тыкву-горлянку[70]. Не веришь? На северной Сисы есть одна начальная школа. Там во втором классе учился мальчик по имени Люэр. Вот его-то и увели нищие.
Ни Пин любила слушать истории, которые рассказывал учитель, бабушка, тетя или мама, и она их хорошо помнила, а потом пересказывала брату. В этом пересказе Ни Цзао слышался особый, «женский выговор» — язык, которым рассказывали истории мама, тетя и бабушка.
У Ни Пин личико круглое и полненькое, но она вовсе не толще своего брата. Во время разговора она вдруг начинает ни с того ни с сего хихикать, но ее глазки при этом очень внимательно продолжают следить за собеседником, который видит во взгляде такую горячую убежденность, что начинает верить каждому сказанному ею слову.
Сестра вдруг произносит: «Как было бы хорошо, если бы наш папа стал немного получше!» Ни Цзао бросил на сестру удивленный взгляд, не поняв ее слов. Он не знает, хороший папа или нет, потому что он никогда об этом не задумывался. В своем отце он что-то любил, а что-то ему не нравилось, в чем-то он сомневался, иногда он надеялся на отца, а иногда терял надежду. Но Ни Цзао никогда не считал, что его отец плохой, потому что видел других отцов — отцов тех мальчишек, которые жили в их хутуне или учились в его классе. Рано состарившиеся и какие-то худосочные, с красными опухшими глазами, подобострастно кланяющиеся, с глупой ухмылкой на лице. Почти у всех у них вид жалкий, несчастный. Ну что хорошего в таких отцах? Был еще один папа, который разъезжал в легковом автомобиле, — отец мальчика из их класса по имени Чжан Чжунчэн, всегда одетого во все новенькое. Его папа подарил школе целую телегу угля. Директор школы и все учителя повторяли его имя с уважением и почитали, будто святого. А как увидят махонького Чжан Чжунчэна, так сразу же делают радостную мину, гладят его по головке, по щечке, теребят шевелюру, похлопывают по плечу. Ну прямо рук от него не могут оторвать! А учитель (он же классный руководитель), который когда-то дал Ни Цзао конфетку, по целых два часа помогает этому мальчишке готовить уроки. Вообще, классный руководитель у них очень хороший. На его уроки даже приходят учителя из других начальных школ. На открытых уроках Чжан Чжунчэну, как и другим, приходится читать отрывок текста или отвечать на вопросы. И здесь уже не поможет ни телега с углем, ни легковая машина, ни дополнительные уроки учителя. Кто же на этих уроках отвечает без запинки, так что все вздыхают в восхищении, кто по-настоящему прославляет учителя и всю школу? Разве этот Чжан Чжунчэн? Вовсе нет, это вы бросьте! Он здесь ни при чем. Первым всегда идет Ни Цзао, самый маленький в классе и самый младший из учеников.