— Но вы же не откажетесь? Вы попробуете ещё раз?
— Я попробую завтра. Однако это будет третий раз.
— Бог любит троицу, — решительно проговорила Ольга Алексеевна.
— Я предпочитаю верить в цифру четыре или семь, — ответил Доктор, — но не попытаться ещё раз будет с моей стороны преступлением.
Ольга Алексеевна упала перед ним на колени и поцеловала ему руку.
— Что вы делаете?! — Доктор отпрянул в ужасе.
— Я умоляю вас…
— Умоляйте не меня. Не я вершу судьбы людские.
И он скрылся быстрыми шагами.
Ольга Алексеевна утомлённо опустилась на лавку в коридоре. Вдоль стен стояло множество таких лавок, и каждая хранила в себе усталость многих людей, на каждой можно было угадать при желании тени человеческие, согнувшиеся под тяжестью обрушившихся на них бед. Но Ольга Алексеевна не видела невидимых теней, не замечала следов чужого горя. Её придавливало к земле собственная, единственная для неё настоящая беда — болезнь Катюши.
— Милая, не сдвинешь ли ноги чуток? — послышалось сбоку, и Ольга Алексеевна заметила рядом с собой старушку в белом халате и со шваброй в руках.
— Да, да, пожалуйста.
— Вижу я, у тебя, милая, тяжесть на душе? — старушка громыхнула ведром с водой. — Поделись со мной, я утешу.
— Кто же меня утешит, бабушка? Дочка у меня умирает. Опухоль у неё в голове. Сегодня операцию должны были делать, но…
— Сегодня? Да разве ж это возможно? Нынче ж праздник православный!
И Ольга Александровна ужаснулась сама себе, поняв, что не помнила она ни о каких праздниках, будь они церковными, будь государственными. Но разве до праздников ей было?
— А разве ж можно о праздниках наших забывать, милая? — удивилась в свою очередь старушка. — Праздник есть наше восхваление Господа. Не восхвалишь Его, значит, позабудешь о своей родственности с Господом.
— О родственности? Какие же мы родственники с Богом?
— Самые прямые, милая моя. Мы — часть Его, мы — дети Его. А вот когда забываем о том, так нас всякие беды и начинают одолевать. Мы же всё больше себя главными мним. А разве ж мы главные? Что мы можем без Господа? Помолись нашему Отцу, милая. Испроси у него прощения.
— За что? Я ни в чём не провинилась.
— Это тебе только так кажется. Переступи через себя. Извинись. Много в каждом из нас грязи. Извинись. Признай собственную вину, даже если не помнишь, в чём именно ты виновата. Не каждый ведь умеет сделать такой шаг. Испроси прощения. Обратись к Небу, протяни руку.
Старушка говорила и говорила, а перед глазами Ольги Алексеевны стали возникать неясные тени, мерцать какие–то огни, эхом разноситься неопределённые звуки… И вдруг она вздрогнула, будто очнулась после непродолжительного небытия. Никакой старушки подле неё не было, но на полу виднелся след от мокрой тряпки, который быстро подсыхал, становясь всё менее и менее заметным. И в этом исчезавшем мокром пятне уставшей женщине почудилось отражение голубого облака.