— Там, сударыня, вам делать нечего, — не слишком любезно отвечал шапошниковский домоправитель. Федька смутилась, опустила глаза — и увидела на полу красно-бурый комочек. Больше всего это было похоже на испачканную кровью щепоть корпии.
Проследив ее взгляд, Григорий Фомич быстро нагнулся и подхватил с пола комочек.
— Ступайте, ступайте с богом, сударыня, — сказал он строго. — Барину не до вас.
— Он ранен? — выпалила Федька.
— Ступайте, ступайте. И вечером возвращайтесь.
Федька поняла, что ответа на вопрос не будет.
— Григорий Фомич, я в деньгах нуждаюсь, — сказала она. — Пусть господин Шапошников мне заплатит, сколько я заработала, и еще, если можно, в счет будущих услуг. Мне, ей-богу, очень деньги нужны…
— Передам, сударыня.
— И про купчиху Огурцову. Я все сделала, как он велел…
И Федька пересказала свой подвиг в гостином дворе.
— Дважды поворотя налево… — повторил Григорий Фомич с явным недоверием. — Тебе, сударыня, голову заморочили.
— Так нетрудно ж проверить!
Домоправитель задумался.
— Погоди-ка, я доложу. И пятак на извозчика дам. Тут стой.
Он ушел, а Федька задумалась — какое бы мог иметь отношение пропавший Сенька-красавчик со своей купчихой к загадочным делам господина Шапошникова?
— Ступай за мной сударыня, — сказал, появившись в глубине коридора, Григорий Фомич. — И побожись, что о виденном никому не расскажешь.
— Молчать буду, как Бог свят! — Федька перекрестилась.
Домоправитель привел ее в маленькую комнатку. Там только и поместилось, что узкая постель, стул да столик вроде туалетного. На постели лежал мужчина с длинными распущенными волосами.
— Тебе эта образина, может статься, знакома? — спросил Григорий Фомич.
Федька шагнула к постели и увидела, что глаза мужчины закрыты. На вид ему было чуть более тридцати, черты бледного лица — правильны и заурядны.
— Нет, не знакома.
— В театре не встречала?
— Нет, кажись… нет…
— Ну, сударыня, ступай. Вот тебе пятак, и помни — побожилась!
В великом недоумении Федька вышла из комнатушки. Человек с виду незнаком, и все же она могла бы поклясться — есть некая связь между ней и этим мужчиной, что-то давнее, основательно забытое и все же не сгинувшее бесследно, живое…
Она примчалась в театр и отработала урок с душой, с удовольствием. Когда же в зале сошлись фигуранты и фигурантки репетировать русскую для «Ямщиков на подставе», то Бориска шепнул ей, стоя за спиной:
— Редеют наши ряды…
— Как это — редеют?
— Трофим Шляпкин пропал. Коли у нас каждый день будет по фигуранту пропадать, премьеру загубим.
Федька крепко задумалась. Она вспомнила обещание господина Шапошникова избавить ее от того, кто повадился за ней следить. Выходит, Шляпкин? Мог ли он быть связан с убийцами Глафиры? Если правда то, что она вычитала в странных посланиях сильфов, то человек, повенчавшийся с дансеркой и узнавший про ее беременность, мог нанять для убийства кого-то из театрального народа — знающего устройство закулисного мира. Но как тот негодяй мог додуматься обратиться именно к Шляпкину? Может, они были ранее знакомы? Шляпкин-то немолод, ему сорок или даже сорок один. Нажил себе знакомцев немало…