Но если это он — что означает исчезновение Сеньки-красавчика?
Федька думала, думала — и, когда устроили перерыв, сделала знак Ваське-Бесу, чтобы вышел вместе с ней прохладиться на лестницу.
— Чего тебе? — спросил Бес.
— Вася, помнишь, за мной кто-то увязался, а ты его отогнал? Кто это был?
— Не твое дело.
— Отчего?
— Оттого! Прямо же сказал — доносчиков не люблю и сам доносить не стану.
— Это был Шляпкин, — уверенно сказала Федька. — Его наняли, чтобы убить Глафиру.
— Чушь несешь.
— А вот и не чушь. Я знаю, за что ее убили.
— Будет врать-то, — почти любезно буркнул Васька.
— Она была брюхата.
— Ну и что? У нас вечно какая-нибудь дура брюхата.
— Дашь ты мне слово сказать?! — возмутилась Федька. — Глафира потому была брюхата, что замуж вышла. Ее обожатель на ней повенчался, и лишь тогда она ему далась. А когда она показалась с прибылью, он испугался. Он знатного рода, и ему богатую невесту сватали. Кабы Глафира к его родне пришла и живот свой показала, скандал бы вышел.
— Откуда такие новости?
— Добрые люди сказали. Так кто за мной шел-то?
— Не твоя печаль. Вдругорядь не пойдет.
— Почем ты знаешь?
— Он меня видел и узнал. Я под окном стоял, в окне свечка горела. И он догадался, что я его тоже узнал. Коли с тобой, с чучелой рябой, что случится — он знает, я молчать не стану. Уж это он знает…
— Так кто таков?
— Не твоя печаль.
— А коли он убил бедную Глафиру?
— А как бы он ее мог удавить? Его в тот вечер в театре не было. Всех же расспрашивали, никто его не назвал. Это ты, матушка, сдуру дребедень городишь. Не бойся, он тебя не тронет…
Теперь Васькин голос был уже не грубым, а обычным, даже отчего-то печальным.
— Вася, отчего ты не женишься на Малаше? — вдруг спросила Федька. — Отчего ты ее гоняешь? Только из-за того гвардейца? Так когда это было! И он уж про нее давно забыл! А у нее с той поры…
— Да знаю, знаю! — перебил Васька. — Не то!
— А что? — тут Федька вспомнила покойницу Глафиру. — Женат ты, что ли?
— Какого черта! Бесприданница она, — объяснил Васька. — А сколько мы в береговой страже вырабатываем — сама знаешь, курам на смех. Я же дансером был, я знаю, как жить надобно! А сейчас — на водку хватает, и ладно. Ты бы ей богатого жениха приискала — вот это будет хорошо… а я — что? Я — голодранец!
— Васька, ты ее любишь… — прошептала потрясенная Федька.
— Иди ты к попу на плешь!
И Васька, резко повернувшись, ушел.
После общей русской фигурантов опять развели по залам: девицам следовало пройти заново пляску подружек невесты из оперы Матинского «Санкт-Петербургский гостиный двор», а с мужчинами Канциани ставил танцы для оперы «Деметрий». Потом опять всех свели вместе — Канциани, объявивший себя поклонником великого теоретика Новерра, вздумал перенести на сцену Каменного театра лучшие балеты своего кумира и выбрал «Ясона и Медею». Это был большой и сложный балет, со многими ролями, в том числе и для учеников Театральной школы, возня с ним предстояла длительная. А если вспомнить, что на носу Масленица со множеством спектаклей, в том числе и дворцовых, то береговая стража совсем затосковала. Вся надежда была на великий пост, точнее, на его первую неделю, когда все театры закрывались и артисты получали отпуск.