Такой она раньше не бывала, кажется, ни разу.
В уборной фигуранток стоял обычный галдеж — все помогали друг дружке поспешно снять платья и надевали простые юбки для занятий, обувались в мягкие кожаные туфли с завязками. Волосами, заплетя в косы, окручивали голову, сверху кое-кто надевал маленький чепчик. И все были в драгоценностях — с перстеньками, сережками, медальонами. Оставишь в уборной — поминай как звали.
Пока Федька собиралась, все убежали. Помчалась и она, кутаясь в шаль — без шали нельзя, во время репетиции нужно сохранять тепло.
На мужской стороне была та же суета — фигуранты спешили в зал, и последним, конечно, плелся лентяй Петрушка.
Федька вошла и сразу направилась к свободному месту у палки. Поставив к стене танцевальные туфли, повесив на палку шаль, она стала разминаться — приседать в деми-плие, проделывать простые батманы, стараясь при этом как можно сильнее напрягать работающую ногу — чтобы всю ее схватить мышечным усилием, всю ощутить. Рядом встала Малаша.
— Приходил? — шепнула Федька.
— Нет.
— Господи Иисусе… И ничего не передавал? Записочки?
— Нет.
Тут вошел танцмейстер, гаркнул на болтающих фигуранток, все выпрямились у палки, все положили на нее правую руку, ноги установили в правильную третью позицию и уставились на танцмейстера. Он молча задал ладонями комбинацию и взялся за скрипку. Урок начался.
Федька проделывала все движения сосредоточенно, в полную ногу. Она вводила и тело, и голову в то состояние, когда не сам танцуешь на середине зала, а словно кто-то другой руководит твоим вышколенным телом, подвешивает тебя в воздухе, запустив незримый крючок где-то меж лопаток, а ты знай разводи руками и перебирай ногами.
Это она умела — и могла мысленно искать Саньку в петербургских просторах. Найти ночлег за деньги нетрудно — у него наверняка есть при себе сколько-то, да еще тот рубль. Что помешало прийти к Малаше?
Федька не была ревнива — смирилась с тем, что ее избранник посещает Анюту, а что до Глафиры — так за эту тайную страсть она Саньку даже уважала. Недавно вошло в моду словечко «романтический» — так что способность Санькина к безмолвному чувству получила достойное определение.
Могло ли быть, что Санька, найдя укрытие, оказался в чьей-то постели?
Некстати вспомнился пронизывающий взгляд Шапошникова. Отчего-то живописец не одобрял любви, которая владела Федькой, и от этого на душе делалось тревожно. Однако его просьбу следовало выполнить.
Мужчины занимались в другом зале, и Федька увидела их, когда урок окончился и всю береговую стражу свели вместе — разучивать фигуры для нового балета «Деревенский праздник». В этот день намечено было сводить вчерне новые фигуры береговой стражи и сольные танцевальные арии.