— Представляете?! — услышала вдруг голос одной из женщин на детской площадке, — ведь отошла всего на пару минут, а сынишки и нет…
Тут одна из бабушек всхлипнула, вытерла слёзы. Завидев девочку — школьницу с букетом осенних листьев, испуганно обратилась:
— Миленькая! А ты что? Одна? Иди домой, деточка! В парке стало опасно! Детей убивает нехристь какой-то!
Она не послушалась, присела рядом с бабушкой.
— Кто у вас? Внук или внучка?
— Внучок! Васенька! Третий годок пошёл. Вон, он! Васенька! — окликнула. — Ну, ты смотри, какой вредный! А? Час назад переодела! Ну, мать тебе даст!
Мальчик, немного погодя, бросил в песочнице ведёрко и поспешил на зов.
Подул холодный ветер. Солнце резко затянули серые облака. Мамы и бабушки постепенно стали покидать площадку.
Старушка посмотрела на небо.
— Нет! Дождя не видать! Не скоро ещё! — Деточка! — Вдруг обратилась к ней. — Пригляди за Василием, а? Схожу курточку тёплую принесу! Здесь недалеко.
Девочка, улыбнулась в ответ, согласно кивнула головой.
— Вот и умница! Хорошая, воспитанная, — сразу видно! А ты, Вася, слушайся, сиди тихо! По яблочку принесу вам! Я быстро!
«Яблочко! Подумаешь? — в ответ на её слова скривилась девочка. — Удивила!». Задумчиво посмотрела на Васеньку.
— А ты, Васенька, — спросила насмешливо, — хочешь быть моим братом? Или тоже себя уродом считаешь? Нет?
Ребёнок перестал улыбаться, прикусив указательный пухлый пальчик, недоумённо взглянул на девочку.
— Тебя спрашивают!
— Баба! — крикнул малыш.
— Что, «баба»? Испугался? Ну, тогда идём к «бабе»!
Она так же, как и первый раз взяла мальчика за руку, отвела дальше. Он был намного младше первого, и всё время удивлённо оглядывался назад. С этим малышом было гораздо легче!
— 44 — Всё произошло не так кроваво, как в первый раз… Гвоздь вошёл легко, как в сливочное масло…
Девочка находилась на другом конце города, в другом сквере. Странно, но дыхание её было спокойно, хотя она так долго бежала. Спустились сумерки. Небо ещё светлее мрачных тёмных пятиэтажек. Редкие в маленьком городке автобусы и машины зажгли фары.
Дождь шёл ровными, словно под линейку струями. Они не были похожи на серебряные струны, как это звучало в одной весёлой, услышанной ею, песни. Холодные, жёсткие, — продолжение длинных-длинных игл, — они с силой вонзались в землю, в неё саму, в редких прохожих, не успевших вовремя спрятаться.
Девочка всё сидела на скамейке. Напоминая нахохлившегося воробышка, настороженно поглядывала по сторонам. По румяным щекам тоже текли струи. В отличие от тех, что падали прямо на неё, были горькими и горячими. Ведь она не хотела. Честно!