— Я видела их! — говорит она и трёт глаза. Вадим кладёт покупки на стол, подходит к жене.
— А что генерал? — смотрит участливо. Тут же: — Можешь не отвечать! И так всё ясно! — Погладил по волосам. — Не вздумай расстраиваться!
— Господи! Дюша! Ну что тебе «ясно»? — отстранилась.
— «Ясно» мне, что издеваются над моей женой! — Заглянул в глаза. — Умницей и красавицей!
— Дюша-а-а! — Встала. — Никто не издевается! Говорю, была у них, у «тех»! Дома!
Присела на стул. Взялась за виски:
— Чудовищно! Видела их! Господи! Этот весь обнажённый кошмар, так называемой, человеческой души!
— Моля! — спохватился Вадик. — Да ты вся дрожишь!
— Погоди! Я не договорила! Помнишь такого художника, Босха? Люди, изображённые им? Что там ещё?
Вадим покачал головой, не ответил. Лишь тревожно взглянул на жену.
— То, что, я видела, — намного чудовищней!
— Ну да, ну да! — повторил муж, задумчиво глядя на неё. — В них нет ничего человеческого…
Саломея взглянула ему в глаза, бросила вызывающе:
— А если и так? Что? Разве за это и пожалеть нельзя?!
— Почему же? — ответил вопросом на вопрос отстранённо, пожал плечами.
Ей стало стыдно. Эгоистка!
— Извини, Вадик! Ты устал, а я…! И в офисе у вас, наверное, настоящая душегубка! Даже, говорил, кондиционеры не помогают, — компьютеры во всю мощь…
Он устало взглянул, слабо улыбаясь, проговорил:
— Ты, вот что, мать! Пойди — ка приляг, отдохни, я сам…
— Не угадал, дорогой! — нарочито бодро, ответила она, — в четыре руки быстрее! Заодно, кое-что сообщу тебе! — протянула, — удиви-и-и-шься!
_.
Россия. Московская область. Октябрь. 1966 год.
Это был плохой день. С самого утра шёл дождь. Она в изнеможении закрывает глаза. Ничего не ладится. Что дальше? И всё же, ей хорошо. День не ладился, но было хорошо оттого, что произошло. Она преодолела это «плохо». Как? Да просто забыла. Обо всём. Ей когда-то приснился сон. Странный. Он её испугал и обрадовал одновременно. Она снимала скальп с человека. Непонятно, чем он был вызван. Вспомнила. Кинофильм об индейцах. Цветной, широкоформатный. Сон испугал и обрадовал. Она проснулась. Незнакомое, удивительное чувство. Она преодолела страх и ужас, мир был у её ног. Она не была похожа на других. Зеркало отражало не её, чужое лицо. В дверь постучали. Чужое лицо повернулось. Без улыбки:
— А — а! Это ты?!
Вздрогнула, услышав свой голос, — он стал чужим. Изменился. Не узнать самой, насколько. Внутри что-то сжалось: чужое лицо, чужой голос — это всё потому… Она помнила тот день до самых мелочей. Как тихо шла, почти кралась за ней. Изредка пряталась за стволы деревьев. «Серёжки приглянулись? — шептала девочка. — Кто родители?», — повторила, как эхо, услышанный недавно вопрос. Пальто цвета охры маячило впереди, сливаясь с осенней листвой. Она, чуть было, не упустила его. Женщина в пальто цвета охры резко остановилась, встретилась с девочкой глазами. Растянула губы в улыбке: — Я тебя видела! — засмеялась. — Ты давно идёшь за мной! Я, наверное, чем-то обидела тебя? Извини! Нервы, знаешь ли! Сорок человек в классе! — Наклонилась за опавшим листом. — Тоже решила прогуляться?