Записки Ивана Степановича Жиркевича, 1789–1848 (Жиркевич) - страница 242

Я не дал особенной веры всем этим рассказам, но, увы, на месте познал уже справедливость всех этих слухов.

По приезде моем в Витебск я был встречен вместо управляющего губернией председателем уголовной палаты Милькевичем,[502] так как вице-губернатор[503] недели две уже как находился в Люценском уезде для приведения к послушанию волновавшихся там крестьян. Дьякова в городе тоже не было, уехал в Динабург. Не желая показать себя пренебрежительным к формам одежды, я уничтожил свои усы, так как до того времени еще не появлялось обо мне никакого высочайшего приказа, и о таком промедлении уже не знал что и думать.

На 22 сентября я пригласил чиновников познакомиться со мной и для сего назначил ровно в 10 часов утра. Все чиновники посторонних ведомств явились аккуратно, но советники губернского правления и член общественного приказа, инспектор врачебной управы, как нарочно в назначенное время не прибыли, и я встретил советников на подъезде, когда садился в экипаж ехать в присутственные места. Это обстоятельство послужило поводом к показанию первого примера моей строгости на словах, сделав им выговор за невнимание и неуважение при встрече нового их начальника.

Приехав в больницу приказа, я нашел там инспектора врачебной управы, статского советника фон Гюбенталя,[504] пользовавшегося, как я узнал впоследствии, особым расположением Дьякова… Найдя больницу по наружному виду гораздо ниже той, за которую я в Симбирске получил замечание государя, я выразил свое мнение в этом смысле и с приличной строгостью обратил мои замечания к смотрителю больницы, добавив при этом надежду видеть ее в скором времени в более приличном виде, чем в каком я ее нашел.

Фон Гюбенталь, привыкший играть главную роль в больнице и в доме генерал-губернатора, взял на себя возражать, объясняя, что по сие время он считал, что лучшего порядка и быть не может, ибо даже князь Хованский, известный своей взыскательностью, всегда был доволен, посещая сие заведение. Я вспыхнул и суровым выговором остановил поток красноречия Гюбенталя, а смотрителя тут же арестовал, но при выходе из больницы возвратил ему его шпагу.

Затем я отправился в городскую тюрьму, где, найдя большую нечистоту, стал выговаривать смотрителю и здесь, как, на мою беду, подвернулся прокурор Безкоровайный,[505] тоже опоздавший явиться ко мне, а потому тоже назвавшийся сам на неприятные для него объяснения.

Слух о моих взысканиях в тот же день разнесся не только по городу, но как необыкновенный случай долетел до Могилева, за 160 верст от Витебска.