Весь день я ломала голову, как подать весточку о себе — нет, не Варваре Петровне, а Ермолаю Андреевичу. Он человек серьезный, надворный советник, он будет сильно недоволен моим поведением — но он же может, явившись в полицию, заставить себя выслушать и внушить частному приставу правильный образ действий. Когда Свечкин ушел по каким-то своим загадочным делам, я стала искать письменные принадлежности и нашла их. Чистый лист бумаги сыскался не сразу — почти вся она была измалевана какими-то чертежами, что также не внушило мне доверия к людям, меня приютившим. Мало ли какие воровские приспособления они тут измышляют?
Для чего бы им это понадобилось? Не грозит ли мне мое заточение какой-то бедой? Ведь я видела их ночью в цирке, я могла понять, для чего они туда явились? Что, если жизнь моя — в опасности?
Я попыталась выйти из комнаты, но оказалось, что хитрый Свечкин меня запер. Окно выходило во двор, двор был пуст, позвать на помощь я не могла. Оставалось ждать и делать опыты над ступней. Я знала, что тугая повязка облегчает ходьбу, и пробовала наложить бинт и так, и этак. Наконец пришли Свечкин и Алексей Дмитриевич.
На сей раз пожилой господин был одет в сюртук и имел вид столичного жителя из дворян. Столичных господ узнать нетрудно — они одеты с большим вкусом, чем провинциалы, и цвета подобраны с изяществом, и обувь — хорошей работы. Я задумалась — что означает сей маскарад. Но делать вопросы не стала — боялась наслушаться вранья.
Алексей Дмитриевич также меня ни о чем не спрашивал, хотя ему должно было быть любопытно — для чего я ночью оказалась в цирке. Он понимал, что я ему не соперница по части конокрадства, но причина моего появления, бегства и рыданий не могла его не беспокоить.
Разговор наш был таков, что впору самой светской гостиной — увидев у меня в руках «Замок Отранто», Алексей Дмитриевич удивился моему знанию английского языка, я сказала, что могу этот язык даже преподавать, и мы обменялись какими-то английскими афоризмами, только произношение у моего собеседника было скверное. Такое бывает, когда человек осваивает иностранный язык самоучкой, а английский еще тем хорош, что внушает соблазн читать так, как написано. Нас в институте учили читать правильно и выразительно, тому же я теперь учу девиц, Машу и Катю.
Спаситель мой не задал ни одного вопроса, кроме литературных. И я не задала ни одного вопроса. Положение было трагикомическое — нам обоим страшно важно было узнать друг о друге поболее, а вместо того мы толковали о всякой ерунде!
Я пыталась заранее представить его вопросы. Первый из них: сударыня, ваши близкие, несомненно, о вас беспокоятся, куда и кому сообщить, чтобы оставили беспокойство и прислали за вами экипаж? И я никак не могла придумать достойного ответа. Назвать ему мой адрес — означало, может быть, подписать свой смертный приговор. Сейчас злоумышленники, видно, не решили еще, как со мной быть, и я могу, исчезнув из их дома, преспокойно жить в трех шагах от Гертрудинской, на Мельничной, уверенная, что найти меня они не сумеют. А если я буду в любую минуту досягаема — неизвестно, чем это кончится.