Все замолкают и думают о доме, о родных, о покосе, ставших для них такими далекими, желанными и недосягаемыми…
— Все равно в Звенигород пойдем, — нарушает молчание Серега.
Князь и старшой спускаются по подземному ходу. Впереди виднеется слабый дневной свет.
— Ну, а теперь вы куда? — спрашивает князь.
— Получили мы тут приглашение одно. Тоже большая работа.
Князь первый вылезает на поросший кустарником обрывистый берег реки. После темноты от яркого солнца наворачиваются слезы. Невидимое пламя факела трепещет на ветру.
— Ну молодцы! Ну ловкачи, мастера! — доволен князь.
Под обрывом сквозь деревья видна сверкающая вода. Князь каблуком выворачивает булыжник и сталкивает его вниз. Слышится шорох по кустам и глубокий всплеск.
— Ну и куда вы приглашение получили? — щурится князь.
— В Звенигород, к братцу твоему, тоже хоромы ставить задумал.
Князь мычит что-то неопределенное и, мельком взглянув на старшого, лезет обратно в подземелье.
— И когда собираетесь?
— Да уж помылись в дорогу. А там уж и камень свезли.
Факел догорает и гаснет. Все погружается в темноту.
— Будь ты неладен, — злится князь.
— Да ничего, тут уж близко, дай-ка вперед пройду. Я тут каждую ступеньку…
От сгоревшего в прошлом году княжеского дома сохранилось одно крыло с высоким теремом, пристройками и конюшнями. Огромная обуглившаяся постройка с провалившейся крышей стоит неправдоподобно мрачная в ярком солнечном свете.
В обугленной светелке отчаянно звучит срывающийся девичий голос:
— Возьми меня с собой!.. Возьми!..
Эта та самая девка, которую Андрей видел у нового княжеского дома. Светлые слезы льются у нее из глаз, губы дрожат.
— С собой возьми!..
Перед ней, заложив руки за пояс, стоит смущенный Никола.
— Да чего ты, Маруся, ей-богу, говоришь-то?.. — невнятно оправдывается он. — Сама знаешь, не могу я. Все мужики, а ты с ними… И не венчаны мы.
— Обманул! Говорил — любишь, а сам обман-у-у-л!.. — Девка разражается рыданиями и, закрыв лицо руками, отходит в черный, закопченный угол.
— Уходят же все, — продолжает мастеровой, — куда ж я без них?
Она смотрит на мастера взглядом, полным гневной обиды, и бросается к нему на грудь:
— А я? Я как же?! Оставляешь меня?
Мастер кладет ей на плечи свои загорелые руки, гладит, успокаивает:
— Маруся ты, Маруся… Не могу же я… Да и что я делать-то здесь буду?
— Мало работы, что ли?
— Мне по камню работу надо… Вот глупая, — голос мастера звучит тихо, ласково.
— Печи будешь класть, — говорит девка, не отрывая лица от его груди и мало-помалу успокаиваясь.
— Привык я с ними… Они ведь меня и научили ремеслу-то… Как же я без них? Вон смотри, вся сажей перемазалась… Ну? Чего ты?..