— Слушай, Степан, а может, зря мы все это? — обращается Бориска к лысому.
— Конечно, зря! — тяжело вздыхает вконец измученный мастер. — Ты посмотри, какую глину отыскали! А? Посмотри как следует. — Он достает из-за пазухи завернутый в тряпицу кусок глины и разворачивает ее. — Сколько трудов положили! Новое место нашли!.. А ты…
— Не та, не та, понимаешь?! — в отчаянии кричит Бориска. — Не та!
— Заладил одно и то же! «Не та, не та!» Август кончается, а мы глину еще никак не откроем! О себе подумай, мне тебя жалко!
— Ладно! Без твоей жалости вон сколько лет прожил! — вспыхивает Бориска.
— Идем, Боря, дружок, идем домой! — вдруг ласково говорит лысый.
— Не могу! Знаю, твердо знаю — не та глина!
— А какая такая «та» глина? А?! — кричит мастер.
— Я знаю какая, — тупо упирается Бориска.
— Э-э-эх! — вдруг с отчаянием стонет лысый и, шмякнув об землю тряпицу с глиной, спотыкаясь, идет прочь по горбатому полю. Мальчишка смотрит ему вслед воспаленными глазами и нервно глотает слюну. Острый кадык дергается на его топкой птичьей шее.
— Ну и ладно! Без тебя обойдемся! — кричит он сипло. — Подумаешь! Мне такие не нужны! Слышишь?! Не нужны мне такие!
Бориска весь дрожит и плетется дальше, спрятав руки под мышки, в своей нелепо длинной рубахе. Андрейка не отстает от него ни на шаг.
Раннее холодное утро. По скошенному лугу бредет Бориска. Его еще издали можно узнать по смешной подпрыгивающей походке. Он проходит насквозь молодую сосновую поросль, выходит на берег небольшой тихой речушки и стоит некоторое время на обрыве, глядя на зачарованное кружение пены над омутом. Потом вдруг резко взмахивает ногой, его разбитый лапоть, описав в воздухе дугу, плюхается в воду и начинает кружить на одном месте, затянутый водоворотом в медленную молчаливую карусель… Мальчишка некоторое время смотрит на свой лапоть, потом решает его выловить, начинает спускаться по обрыву к воде, но вдруг оступается, скользит, падает на зад и едет вниз, цепляясь руками за глинистый берег, за глину.
За глину! Но за какую глину! Он впивается в нее руками, вырывает ком, мнет его, разламывает и снова мнет, щупает, ласкает. Жирная, безо всяких примесей, ярко-серая, податливая и густая глина. Вот она, желанная! Он не знал, что она выглядит именно так, он никому не мог бы описать ее, потому что никогда ее не видел, но теперь он знает наверняка — это именно та глина, которая ему нужна. Бориска оглядывается вокруг, блаженно улыбаясь, и кричит:
— Андрейка, Семен, дядя Петр! Нашел!
Начинает идти дождь. Мимо реки по грязной дороге на груженной мешками с мукой телеге едет с мельницы Андрей Рублев. Он сидит на грядке, спустив ноги и накрывшись от дождя рогожкой.