сказать.
— Отлично.
Похлопав меня по руке, Сьюзен встает.
— Лягу тогда пораньше. Моему мозгу нужно передохнуть.
Может, ей действительно нужен отдых, но я знаю, что она уходит, чтобы спокойно
поплакать в тишине своей спальни.
— Хорошо, — отвечаю я.
Она уходит, и, оглядев комнату, я отправляюсь бесцельно бродить по дому.
Я захожу в спальню Бена и ложусь на его постель. Вдыхаю воздух этой комнаты и
смотрю в стену так напряженно, что уже не вижу ее. Я знаю, что пора уезжать из этого
дома. Возможно, я не готова вернуться к своей прежней жизни, но хватит уже ее избегать.
Я лежу в комнате Бена так долго, сколько могу вынести, а потом встаю и стремительно
выхожу.
Придя к себе, я тут же начинаю собирать свои вещи. Я хочу это сделать быстро,
пока не потеряла присутствие духа. Часть меня жаждет остаться в этом «болоте»
насколько возможно дольше, жаждет целыми днями загорать у бассейна, а ночами
пялиться в телевизор. Жаждет не жить, а существовать. Но если Бен может слышать меня,
если может видеть меня, то ему это не понравится. Он не хотел бы для меня такой жизни.
Да и, не думаю, что хочу такой жизни сама.
Встав утром, я собираю оставшиеся вещи. Выхожу в кухню и вижу Сьюзен —
одетую и готовую ехать, сидящую за кухонной стойкой и пьющую кофе. Заметив за моей
спиной собранные вещи, она опускает чашку с кофе. Она ничего не говорит. Лишь
понимающе улыбается. Улыбкой грустной, но гордой. Горьковато-сладкой и
135
меланхоличной. Я ощущаю себя студенткой, уезжающей из родительского дома в
университет.
— Поедем на двух машинах, — говорит Сьюзен. Она не только показывает мне, что
всё прекрасно понимает, но и освобождает меня от объяснений. От слов, что после нашей
совместной поездки, я вернусь домой.
Сьюзен добирается до кладбища раньше меня и, подъезжая, я вижу, что она стоит у
входа. Я думала, что она начнет без меня. Что, может быть, она захочет побыть с ним
некоторое время одна, но, похоже, ей нужен в этом деле помощник. Я не виню ее. Я бы
точно не стала делать этого в одиночестве. Я паркую машину и иду к ней.
— Готовы? — спрашиваю я.
— Готова, — отвечает она, и мы направляемся к могиле Бена.
Его надгробие такое чистое и новое, что, глядя на него, чувствуешь острую печаль
— такое же ощущение вызывает надгробие, даты на котором столь близки по цифрам, что
понимаешь: тут похоронен ребенок. Сьюзен опускается на колени перед могилой Бена,
лицом к надгробию. Я сажусь рядом с ней.
Она глубоко и серьезно вздыхает. Не как обычно, а сосредоточенно. Достает из