полагается приезжать жене покойного. Сьюзен наблюдает за тем, как я иду к могиле. Она-
то, вероятно, прибыла чуть ли не на час раньше. Мне хочется объяснить ей, что я
припозднилась, потому что почти передумала ехать сюда, потому что отказывалась сесть
в машину. Потому что, бросившись на газон перед домом, призналась Анне, что искренне
верю в то, что если поеду на похороны Бена, то он никогда ко мне не вернется. Я заявила
ей, заливаясь черными от туши слезами, что хочу остаться дома и ждать. «Я не могу его
бросить», — твердила я, словно мое присутствие на похоронах будет предательством, а не
почтением его памяти.
Мы приехали вовремя только потому, что Анна подняла меня с земли, посмотрела
мне в глаза и произнесла: «Он никогда не вернется. Поедешь ты сейчас на похороны или
нет. Садись в машину. Это последнее, что ты можешь сделать вместе с ним».
Сейчас Анна стоит рядом со мной, одетая в черный брючный костюм. Рискну
предположить, что она оделась так, чтобы не затмевать сегодня меня, как будто это — моя
свадьба. На Сьюзен черные кофта и юбка. Она окружена молодыми мужчинами в черных
костюмах и несколькими женщинами постарше в черных или темно-синих платьях. Мы
стоим на траве. Шпильки моих туфель погрузились в землю. Такое ощущение, будто меня
засасывает трясина. Любое движение ног сопровождается вытаскиванием шпилек из
земли, вскапывающих ее наподобие мини-лопаток. Разрыхляющих кладбищенскую
землю.
Я слышу голос пастора. Слышу, но не разбираю слов. Наверное, этот же пастор
проводил службу, когда несколько лет назад хоронили отца Бена. Я не знаю, к какой
конфессии он относится. Не знаю, какой религии придерживается Сьюзен. Я знаю лишь
то, что пастор вещает о жизни после смерти, в которую я не то чтобы верю, о боге,
которому я не доверяю. Я стою с опущенной головой, украдкой поглядывая на
незнакомых вокруг людей. Мне и в голову не приходило, что я буду присутствовать на
похоронах своего собственного мужа — Бена или того, кого воображала себе до встречи с
ним. Но если бы приходило, то вряд ли бы я представляла на этих похоронах незнакомых
мне людей.
Я обвожу взглядом предположительных дядюшек и тетушек, двоюродных братьев
и сестер, соседей. Я бросаю попытки угадать кто из них кто, потому что, гадая, чувствую
себя так, словно совсем не знала Бена. Но я знала Бена, просто с этой частью его жизни
еще не была знакома.
Моя сторона собравшихся выглядит как студенческая братия на школьном балу.