— А что же странник? — наконец очнулась она.
— Один Бог ведает, сударыня! — пожал плечами Енот. — Но будто бы с ума сошел!
— И что же, это все не пустые выдумки?
— Жизнь — самое потрясающее и неизученное явление, сударыня! Кто возьмется точно определить границу реальности и выдумки даже в самой фантастической истории? — загадочно ответил шут.
— А давай–ка еще, ты ведь, и не такое, поди, знаешь?
— Повинуюсь, сударыня! — поклонился шут разведя руки, и завел новую историю, баюкая Анну кристальной песней своего голоса.
Утром измученный и бледный шут вяло ковырялся вилкой в тарелке, вымороченно улыбаясь, то и дело дергающим его юным господам. Анна продержала его до 5 часов утра, бесконечно требуя захватывающие и пугающие истории, покуда не заснула. Беднягу пошатывало, хотя он и держался. Он был мал телом, но сна ему требовалось ничуть не меньше. После завтрака дети потащили его на пруд, где заставили снова ходить на руках и показывать фокусы. Ослабевший карлик сделал неловкое движение и свалился в воду, к жестокой радости Готлиба и слезам Марии. Девочка даже обтерла его своим тонким душистым шарфиком, и велела служанке принести полотенце. Потом тихим шепотом попросила прощения — это у шута–то!
— Только никому не говори, не смей, слышишь? — добавила она и отправила его переодеваться. Енот был удивлен так, как никогда в жизни, и краска смущения залила его щеки. В его жалком положении юная графиня перед ним, смешной игрушкой, извиняется! Глаза его наполнились слезами благодарности.
Так потекли–побежали радостные летние дни в старинном замке Готтен. Чем дольше жил в нем шут, тем больше привязывались к нему добрые его хозяева. Даже сумрачный подросток Готлиб — Ян стал менее жесток с ним, значительно смягчились и слуги, попервоначалу принявшие карлика довольно холодно, и норовившие задеть его или обидеть. Теперь же он приятельствовал со всем двором, раскланиваясь по утрам со слугами, а по воскресеньям, пока неугомонные хозяева на службе в соборе, пропуская стаканчик с конюхами… Он по- прежнему обедал за одним столом, сидел у ног госпожи по ночам и во время дождя, развеивая ее философской беседой и сказками. Веселил детей и гостей графини фокусами и забавными проделками, благо на них был неистощим. Осмелев, стал даже выдавать колкости, граничащие с дерзостью, на что Анна подчас готова была вспылить, но, уловив скрытый смысл, смеялась, и все заканчивалось пустой угрозой наказания, или фразой Готлиба — Яна, вроде:
— Эй, чучело, уж не возомнил ли ты себя королевским шутом, что выдаешь подобное, это ведь только ему позволено молоть откровеннейший вздор под видов полного тупоумия!