— О чем замечтались? — спрашивает кузнец.
— Председатель у вас какой-то снулый.
— Ну нет, не сказал бы. Мужик он дельный. Не быстрый, однако заметливый.
— «Заметливый»! Грязь кругом, беспорядок, а он и в ус не дует.
— Воздуху! — кричит кузнец молотобойцу.
И прибавляет для меня:
— Он и так не знай, когда спит, а вы с кубами да деревцами.
— Так разве это неважно?
— Кто говорит… Но только ему и без этого хватает мороки.
Он выдергивает из горна белый раскаленный прут, искры прыгают к моим ногам сверкающими кузнечиками.
С Маломальским, к которому отсылал меня Климов, я уже имел дело. Он никогда не возражал, не задумываясь, обещал выполнить все, что я просил, и так же легко обо всем забывал. Видимо, для того, чтобы выказать мне особую симпатию, он взял дурацкую манеру называть меня «милейшим».
Маломальский носит новые синие брюки-галифе добротного диагонального сукна и любит рассказывать, как купил их «почти за ничто» у какого-то пьяницы. На сапогах его лежит густой, затвердевший слой пыли, и только с внутренней стороны голенища блестят, как отполированные, от постоянной езды верхом. Он редко бреется, и в складках его загорелой шеи черными ниточками лежит влажная от пота грязь.
— Чувствую, милейший, чувствую. Виноват, — оправдывается он. — Прямо из головы выдуло. Ехал на поля, думал: «Как бы не забыть», а приехал — тут то одно, то другое… Запамятовал.
— Записывать надо.
— И то правда, — угодливо соглашается он. — Пожалуй, буду писать. Оно вернее.
Он роется в карманах, не находит ни карандаша, ни чистой бумаги.
— Теперь, однако, уж не забуду: кубы кипятильные — раз, водокачка — два, сетки на окнах — три… Даже не тревожьтесь. Завтра лично все проверну. Озерная вода, она ведь стоячая, вредная. Не смотрите, что на вид чистая. Я сам понимаю, в ней козявки всякие плавают и даже микробы. До вас тут была женщина-врач — солидная такая. Не знакомы? Она говорила: «Вы не воду пьете, а чистый яд». Даже специально из Пихтового микроскоп привозила. Мне эту воду показывала с увеличением в миллион раз. И, действительно, микробов страсть как много. И не то, чтобы сидели на месте, а носятся друг за другом, будто в догоняшки играют. Занимательно! Еж-те двадцать!
— Ну, вот что. Раз вы все это так хорошо понимаете, то я надеюсь, что сделаете. У водокачки подъезды надо поправить.
— Вот это правильно, — опять с удовольствием соглашается Маломальский. — Давно пора. А то перед людьми стыдно: едут мимо и любуются, как озерские в грязи барахтаются. Я ведь, милейший Виктор Петрович, давеча сам чуть вместе с кадкой не перекинулся. Спасибо Андрей подскочил, вовремя поддержал.