-- Пришлось бы возвращаться с этим негодяем снова к операционному столу, да и то если бы живой остался,-- нервно бросил шофер.
Хирург ничего не ответил. В ушах у него все еще стояла злобная брань пьяного незнакомца, и голос его казался Таргонину странно знакомым.
Застолье в доме было в самом разгаре. Домочадцы и друзья Таргониных, давно привыкшие к тому, что хозяина дома не раз уводили из-за праздничного стола, начали отмечать день рождения хозяйки, не дожидаясь профессора. Дежурная медсестра предупредила - у Павла Ильича срочная операция.
Случай на дороге выбил Таргонина из колеи, и он вдруг почувствовал, как устал,-- четыре часа у операционного стола после напряженного рабочего дня -- не шутка!
Расстроился он еще и потому, что планировал после дежурства заехать на базар, купить для жены любимые белые гвоздики и флакон французских духов, которые ей давно хотелось иметь. Собирался и помочь жене по дому, и сам в кои-то веки встретить гостей, а все пошло кувырком. Обидно было, что в день рождения жены приходится отделываться букетом из больничного сада, хотя и за это спасибо медсестрам,-- это они попросили садовника уважить профессора, понимая, что ни на какой цветочный базар он уже не успевает.
За столом на вопросы, посыпавшиеся со всех сторон, Павел Ильич коротко ответил:
-- Да, операция оказалась трудной, но, надеюсь, больному не грозит даже инвалидность. Впрочем, загадывать не будем...
О случае с пьяным в соседнем переулке он не сказал ни слова. За щедро накрытым столом уже царил свой порядок, и запоздало брать на себя роль хозяина дома показалось Таргонину нелепым, да и сил на это у него не осталось, и потому он сидел тихо, стараясь подладиться под общее настроение,-- правда, не очень ловко, чем, конечно, вызвал недовольство жены. Павел Ильич не мог настроиться на веселую волну, потому что то и дело перед его глазами возникал человек, появившийся внезапно из-за темных кустов сирени, его лицо. Почему он так подробно, до мелочей запомнил его, хотя лица того парня -- водителя, которого оперировал час назад, как ни силился, припомнить не мог? И почему ему показался знакомым голос ночного забулдыги? Он снова и снова мысленно вглядывался в пьяного. Высокий, немного выше самого Павла Ильича, да и по возрасту они, наверное, были ровесниками, что-то около сорока пяти. По фигуре угадывалось, что природа щедро одарила незнакомца силой и здоровьем, хотя алкоголь уже крепко подточил и то и другое, но видимость их еще сохранялась. Пожалуй, это был тот редкий тип алкоголиков с амбицией, которые презирают окружающих,-- об этом говорило не только его надменное лицо, но и одежда. Некогда модный дорогой английский костюм -- такой был в свое время и у Таргонина -- теперь имел вид засаленный, потертый, но из кармашка кокетливо торчал грязный носовой платок. Однако в глаза прежде всего бросался не этот платочек, а новенький, модный узкий галстук, завязанный на английский манер косым узлом. Изящный, редкий узел, красивый галстук на мятой, давно не стиранной рубашке -- только человек с больной, изощренной фантазией мог придумать такое сочетание.