– Меня прибить довольно сложно, – пожал плечами Николай, выскользнул из кровати, потянулся – все-таки спать на таких узких постелях ему сто лет как не приходилось – и оглянулся в поисках одежды. Проблема была в том, что существенная часть его гардероба, а именно рубашка, осталась валяться в ванной комнате. Хорошо еще, что штаны и белье остались в зоне доступа, ибо знакомиться с родителями девушки, выходя к ним в кухню завернутым в простыню, было чересчур даже по современным меркам.
Маша высунула нос в опустевший коридор, на полу которого все еще валялись привезенные с моря камешки, затем пулей пронеслась в ванную, притащила Гончарову его рубашку – помятую, конечно. Но хотя бы не полуголый. Сама она надела самое невинное из всех своих летних платьев – голубое, в белый горошек, с рукавами-фонариками.
– Ты просто видение из мира стиляг, – улыбнулся Гончаров, обнимая Машу за талию. – Почему ты не носишь платья постоянно?
– Потому что бегать по твоему полю в резиновых сапогах и платьях – это несколько экстравагантно, не считаешь? – хмыкнула Маша.
– Думаешь, достаточно надеть приличное платье, чтобы твоя мама забыла, что ты лежала тут голая в моих объятиях? – спросил Гончаров, явно преследуя цель смутить девушку. Но Маша только ухмыльнулась.
– Если думаешь, что моя мама постесняется надавать скалкой по твоей умной голове только потому, что ты – чужой человек, то тебе предстоит сильно удивиться.
– Я уже удивляюсь, – признался он. – Тому, что ты пугаешь меня не папой, а мамой. Ну что, выходим?
– Может, все-таки в окно? – заартачилась Маша, но Гончаров открыл дверь, взял Машу за руку и повел за собой, совсем как минуту назад Андрей Владимирович вел Татьяну Ивановну, да еще по тому же самому коридору.
Николай остановился на секунду, пытаясь сориентироваться в планировке квартиры, в которой он не прошел дальше ванной и спальни. Из кухни до них доносились приглушенные голоса. К тому же, заслышав их шаги, в коридор высунулся Сашка и тут же осклабился, увидев, как Гончаров держит Машу за руку.
– Убью! – пригрозила Маша братцу, но тот проигнорировал ее угрозу, разумно прикинув, что если сестра и будет его «бить», то никак уж не сейчас.
– Идите в кухню. Мать делает завтрак.
– Завтрак? – удивился Николай, а еще больше – сама Маша. Ведь завтрак был делом исключительно мирным, призванным объединить всю семью в единое целое. Завтрак был как предложение мира, как выброшенный в воздух белый влаг.
– Съешь все и скажи, что все было изумительно, – прошептала Маша, но Гончаров только возмущенно фыркнул. Нет, он будет плеваться и требовать французских багетов. Конечно же, он будет все хвалить!