Такие мысли роились в голове Христи. Теснясь в уме, цепляясь друг за дружку, они уносили ее прочь отсюда, туда - в деревню... к матери... Что-то там теперь? Плачет, верно, мать. Не спит - плачет... Несчастная!.. Впервые овладела ею такая жгучая, такая невыносимая тоска по матери. Она рвалась туда, к ней, к родненькой своей печальнице, к единственной своей советчице... Она бы все отдала, что только есть у нее, лишь бы сейчас быть около нее, около своей старенькой мамочки... Что же она может отдать? Что у нее есть?
Жизнь впервые повернулась к ней своей суровой оборотной стороной, впервые почувствовала Христя на себе ее тяжелое бремя... "Нет счастья, нет талану на этом свете беднякам и никогда не будет!" - решила она.
- Христя, ты бы погасила свет, что зря горит? - сказала из другой комнаты Олена.- Сегодня больше ничего не будем делать.
Христя потушила свет... Что же ей теперь делать? Ложиться? Она бы охотно прилегла, отдохнула. Где же ее место, где ей придется спать? Тут ничего не разберешь.
Она приткнулась у стола, положив голову на руку. Слава богу, боль унялась; только под сердцем жжет, сосет под ложечкой... Да, ведь она сегодня не обедала! Из дому вышла рано, сюда пришла поздно. Никто у нее не спросил, ела ли она, и она никому ничего не сказала. Да ей и есть не хотелось. И теперь ей не то чтобы хочется,- так, тошнит только... В комнате начался разговор.
- Когда же ты думаешь куличи печь? - спросил Загнибеда.
- С завтрашнего дня начну,- ответила Олена.- Не знаю, много ли печь?
- Чтоб хватило,- сказал он.
- Ты всегда так говоришь: чтоб хватило. А сколько нужно? И прошлый год и позапрошлый одинаково пекла. Позапрошлый осталось, а прошлый год как назвал гостей, так всё за один раз съели.
- Ну, вот так и подгадывай... Чтоб хватило, и конец!
Разговор оборвался. Через несколько минут он снова возобновился.
- Ты вот о куличах думаешь,- начал Загнибеда,- а меня другое мучит. Вон на одной чехони рублей двести убытку будет. Подвел меня в этом году Колесник! "Купи, говорит, пополам возьмем". Я и купил; а он, черт бы его побрал, от своей половины отказался. Вот теперь и вертись! Придется в канаву вываливать, да как бы еще полиция не накрыла. Сегодня полицейский проходил. "Петро Лукич! Петро Лукич! - кричит.- Что это из вашей лавки несет?" - "Это потому,- говорю я ему, усмехаясь,- что вы никогда ко мне в лавку не заходите".- "Ну-ну,- отвечает он,- не шутите!.. Отберите-ка десяток хороших щук,- я десятника пришлю".
- Что ж ты, отобрал?
- А как же! Это еще хорошо!.. А если бы он в лавку зашел да разворошил эту гниль... Право, не знаю, как ее это мужичье ест. Тухлятина тухлятиной!.. Сегодня заходит один. "Что-то, говорит, она припахивает"."Оттепель, говорю, почуяла, а так не рыба - золото..." Вытаскиваю из-под низу, чтобы показать, а она так в руках и расползается... Ничего - берет... Вот если бы Лошаков на завод взял - хорошо было бы. На днях забегал: "Бочку надо".- "Не совсем, говорю, хороша".- "Да пес с ней! у меня рабочие,сожрут!.." Да вот уж третий день что-то не присылает. Если бы взял бочку, перевез бы! За эти дни бочку надеюсь распродать; а там если полбочки и пропадет - невелика потеря... В нашем деле без этого не обойдешься!