Колонию Прункул для особо опасных преступников, — представляющих собой угрозу безопасности Молдавии, организовали как замкнутый цикл. Выходили отсюда, с механическим удовлетворением отметил Плешка, даже не ногами вперед. Чтобы подавить волю заключенных, тела умерших свозили к шахтам на тачках, и просто сбрасывали в ямы. Это называлось «дать путевку в шахтеры» и считалось среди надзирателей отличной шуткой. С юмористами в стране всегда было плохо, признавал Плешка. Впрочем, это никакого значения не имело: лишь бы работяги кололи камень да выполняли норму, да хлебали свой низкокалорийный суп, так мало похожий на наваристые молдавские замы да чорбы (очень жирный и очень кислый молдавские супы — прим. авт.). Ничего, заслужили! Никто не жаловался… Злодеи и преступники, — подумал, приосанившись Плешка, — знали, на что шли, когда бросали вызов государственности нашей юной республики, а также ее европейских устремлениям и, и… И что–то в этом роде, со стыдом не смог вспомнить всю речь нового коменданта лагеря Влада Филата его заместитель. А ведь слушал он ее неоднократно, и даже как–то прочитал на куске газеты, в который был завернут паек. Который, кстати, тощал, словно молдавский гастарбайтер на помидорной плантации в Польше. Не по дням, не часам, и не по минутам, а ежесекундно.
Чего уж там, — хмуро думал Плешка, — наш паек тощает, словно наша юная государственность…
Окруженная врагами и саботажниками! — сразу же на всякий случай подумал он.
После чего здорово испугался. Плешка, по долгу службы имевший дело с перевоспитанием тех, кто слишком много и слишком хорошо думал, слишком хорошо знал, что бывает с такими вот… мыслителями. Даже думать плохо о пайке, государственности и еще очень многих вещах, в Молдавии не рекомендовалось. Поэтому Плешка с удовольствием прекратил заниматься несвойственным для любого молдавского интеллигента — к которым он, конечно же себя относил, — делом. И не стал больше думать. Потянулся и щелкнул хлыстом по блестящему сапогу. Сапог радовал. Как формой, так и содержанием. Если что и оставалось на уровне в Молдавии пятнадцать лет спустя после обретения государством независимости, — когда страна рассыпалась просто на глазах, — так это форма надзирателей, полицейских и прочих очень нужных людей. В Касауцах ее сшили по специальным образцам, которые комендант лагеря — выскочка Филат, — заказал у каких–то своих немецких подрядчиков. Плешка улыбнулся, вспомнив обстоятельства дела. Немцам, которые после Второй Мировой на воду дуют, объяснили, что форма нужна для массовки фильма об СС-овцах, так что и форма получилась соответствующая.