Беспризорники оживились и расчистили место инвалиду. Слепец привалился прямо к Петреску боком и спросил:
Что нового в мире?
Лейтенант, под настойчивыми взглядами своих попутчиков на одну ночь, повторил набор новостей двухгодичной давности, случайно подслушанный у словоохотливого голландца из МВФ.
Альбиноса сварили… — прошептал задумчиво калика.
Чудны дела твои, Господи, — сказал он, хлебая суп, как и положено юродивому, ладошкой.
Когда слепец, наконец, доел, вожак беспризорников, соблюдая этикет, спросил:
А у тебя что нового, батя? С чем пожаловал?
Я‑то? — спросил слепец, вытирая рот, а потом руки о рукав пальто Петреску.
Я, ребятушки, пошел в солдатушки, — сказал слепец, — два месяца в окопах за Молдову нашу христианскую воевал против нехристя приднестровского…
Глазыньки потерял, да ноженьки поломал, а как вернулся домой, так увидел… — продолжал слепец говорить перед притихшими беспризорниками.
Женка моя с местным комиссаром полиции спуталась, ноги голые перед ним вертит, фирменными кальсонами легавого не налюбуется, — напевал слепец.
Петреску поежился. Несмотря на молчаливый мир между полицией и беспризорниками, дети все–таки легавых не любили и расправлялись с ними при первом удобном случае… К тому же, лейтенант не любил военно–блатной фольклор. Почему–то все жены всех калик Молдо — Приднестровских войн непременно трахаются в отсутствие мужей именно с комиссарами полиции, возмущенно подумал Петреску, которому до комиссара было еще лет 10 службы. И то, если повезет… Лейтенант почувствовал, что начинает злиться. Потом заметил, что многие дети клюют носом, и злиться перестал. Удовлетворенно улыбнулся сам себе. Кажется, действует.
И сиськами перед лицом мента поганого трясет… — говорил про мифическую жену слепец.
Это мы все и без тебя знаем, — грубо перебил калику Петреску, — а в самом–то деле есть что нового в мире, а, странник?
Беспризорники удивленно притихли. Святых людей прерывать считалось невежливым, за такое можно было и насмерть грубияна забить. Но странное оцепенение напало на детишек. Сытный ужин, тепло костра, блестящие глаза лейтенанта… Калика тонко улыбнулся.
Значит, говоришь, неинтересны тебе мои страдания, — сказал он.
Ой как интересны, — передразнивая манеру слепца говорить, сказал Петреску.
Да только ИСТИНЫ послушать охота, — сказал он, схватив слепого за руку.
Слепец вздрогнул. Лейтенант автоматически отметил это и впился в руку юродивого еще крепче. Значит, знает что–то странник…Так что Петреску решил поставить на карту все, и добавил многозначительно: