Уснули детки? — спросил он.
Агась, — опрощаясь, ответил лейтенант.
И всмотрелся в лица мальчишек. Смерть смягчила лица детей. Тот, что помладше, ну чисто ангел, с легким беспокойством подумал лейтенант. Русоволосый и красивый… Ладно, расстроенно подумал бездетный Петреску. Все равно бы помер от голода зимой. Или свои же съели бы в особенно трудную пору. Пора было разбираться с нищим.
Спят, — сказал лейтенант, — навсегда уснули…
Совсем–совсем? — осторожно спросил слепец, вновь заподозривший что–то по голосу Петреску.
Насовсем, — сурово сказал лейтенант.
Костер, без свежих дров, догорал. Котелок с выкипевшими остатками супа, чадил. Со стороны слепец и полицейский выглядели как мирно беседующие друзья. Да они мирно и беседовали…
Хочешь, как они, без мучений, или посопротивляешься? — спросил устало Петреску калику.
Детей–то не жалко? — спросил в ответ тот.
Детей? — спросил, щурясь от дыма Петреску.
Сначала да, потом нет, — честно ответил он.
Так сразу, или помучаться хочешь? — вернулся он к главной теме разговора.
Я тебе еще пригожусь, — начал было стандартную волынку обреченных слепец.
Мне теперь никто не пригодится, — махнул рукой лейтенант.
Мне свидетели не нужны, — пояснил лейтенант.
Чай, не зверь я, — сказал он, — иначе стали ли бы детей из–за ерунды убивать?!
Знают они много, — жалостливо глянул на детей Петреску.
Знали в смысле, — поправился он.
И ты, — добавил лейтенант. — Тоже много знаешь.
А мне теперь нужно в лагерь тихонечко проникнуть, главу вашего еретического выкрасть, да в Кишинев вывезти, начальству доложить, — объяснил Петреску.
И чтоб ни одна паскуда из полиции не узнала и лавры мои в суп с собачатиной не положила, — зло добавил Петреску, которого уже семь лет не повышали по службе.
Могу скидку сделать, сразу убить, — вновь предложил лейтенант.
Если, конечно, еще чего расскажешь, — выдвинул условие он.
Не знаю я нико… — начал было тянуть время слепец.
Петреску вздохнул, выстрелил слепому в живот. Ухватил за челюсть, вытащил язык, примерился… Отрезал. Привязал корчащегося от боли слепца к дереву…
Мертвые дети, окружавшие костер, виднелись темными столбиками, пока пламя догорало, а потом слились с темнотой. Ворон, поклевав висельника, спустился к теплому пепелищу. Осторожно попрыгал по мальчишеским головам. О чем–то задумался. Да так глубоко, что даже не глянул на Петреску, уходящего с площади.
… вернувшись домой под утро, Петреску нашел в землянке письмо с приказом. Везение началось во всем, меланхолично подумал лейтенант. На конверте — бумаги для собственно приказа не хватало, — было написано: «