Публика на время покинула зал. Самое волнующее дело было закончено, и судья объявил слушание следующего. Впрочем, еще не все волнения этого дня завершились, и потому люди снова хлынули в зал, ибо теперь рассматривалось обвинение Ричарда Хэйра-младшего, впрочем — лишь для проформы, поскольку все еще существовал вердикт, вынесенный в результате дознания сразу после убийства. Никаких свидетельств против него представлено не было, и судья объявил его невиновным. Бедный Ричард, оклеветанный и преследуемый, снова стал свободным человеком.
То, что произошло дальше, с трудом поддается описанию. По меньше мере половина присутствующих жила в Вест-Линне или его окрестностях. Они знали Ричарда Хэйра с младенчества, восхищались прелестным ребенком, любили спокойного и безобидного отрока, но пришло время, когда каждый из них с готовностью бросил в него камень с громогласным осуждением на устах. Теперь их раскаяние было прямо пропорциональным прежней жестокости: Ричард оказался невиновным, а они — виноватыми перед ним. Английская толпа, независимо от того, состоит ли она из черни или же из людей благородного происхождения, никогда не довольствуется половинчатыми чувствами: она всегда доходит до точки кипения как в осуждении, так и в восхвалении. В едином порыве все окружили Ричарда: его поздравляли, желали ему всего наилучшего, со стыдом каялись в том, что осуждали его. Все заявляли, что искупят свою вину. Ему и сотни рук не хватило бы, чтобы обменяться рукопожатиями со всеми желающими.
Когда Ричард освободился, наконец, и повернулся к своему отцу, без тени упрека, а лишь со всепрощающей любовью на лице, суровый старый судья, забыв о своей гордости и напыщенности, разрыдался как ребенок и пробормотал, что и он также нуждается в прощении.
— Дорогой отец, — воскликнул Ричард со слезами на глазах, — все уже забыто! Подумайте о том, как мы снова будем счастливы вместе: вы, я и матушка!
Руки, обнимавшие сына, разжались. Они странно подергивались; затем подергиваться начало лицо, потом — все тело, и, наконец, он упал на плечо полковника Бетела, сраженный вторым ударом паралича.
Возле кровати умирающего Уильяма Карлайла на коленях стояла леди Изабель. Роковой час был уже недалек, и мальчик совершенно смирился со своей участью. Господь воистину милосерден к умирающим детям! Просто потрясающе, с какой легкостью, если правильно подойти к этому, можно убедить их принимать путешествие в неизведанное не со страхом, а скорее, с удовольствием.
Чахоточный румянец уже сошел с его щек, лицо сделалось бледным и изможденным, и лишь огромные блестящие глаза оживляли безжизненные черты, обрамленные шелковистыми каштановыми волосами, зачесанными назад. Его маленькие горячие руки разметались по постели.