— Может, и очень я ошиблась, Микола, что не пошла за тебя, — призналась Юля, — молода была тогда, глупа, а ты не очень настойчив был. Ну давай, на здоровье!..
В дверь тихонько постучали. Когда Юля предложила войти, дверь медленно открылась, и в хату несмело вошла Любка — Миколина жена. Невысокая, толстенькая, в резиновых сапогах и старой юбке, только кофточка на ней была чистая, праздничная. Праздничным был и платок на голове.
— Добрый вечер! — сдержанно поздоровалась она. Засиживаться тут, видимо, не собиралась, потому что сразу позвала мужа: — Пойдем, Микола, домой.
— Иди, жена, выпей мою долю, — откликнулся Микола, — а то мне уже, может быть, и многовато будет сегодня.
— Присядь, Любка, — пригласила и Юля.
— Пошли, Микола. — Любка стояла у порога, садиться не собиралась. — Пойдем, Микола, что–то с младшим нашим случилось, может, придется в больницу везти.
— Что такое? — встревожился Микола.
— Да… — смутилась женщина. — Ну, жар большой…
— Придумываешь, — успокоился Микола.
— Присядь, Любка, — снова пригласила Юля, встала и подошла к гостье.
Та, маленькая, некрасивая, отступила в угол, к ухватам, сморщилась, злобно взглянула на Юлю, тоже невысокую, но пригожую, аккуратно одетую.
— Я не ожидала, Юлька, — губы ее, тонкие, казалось, посинели, вздрагивали, — не ожидала, что ты станешь чужих мужей сманивать, отца у детей отнимать.
— Ты что это говоришь? — вскочил со скамьи Микола, подбежал к жене.
— Я слышала, все слышала, — всхлипнула Любка. — Слышала, как ты недавно говорил, что хотел ее взять, слышала, что она ответила. Тогда, когда молодая была, одна, так отвернулась от тебя, уехала, а теперь сманивает, хочет осиротить детей.
— Ты Юльку не трогай, — злобно проговорил Микола, наступая на жену, оттесняя ее к порогу. — Я не позволю выдумывать.
— Что — выдумывать, — отступала и оправдывалась та. — Люди не напрасно говорят…
— Ну! — крикнул Микола. — Никогда до сих пор на тебя руки не поднимал, но если будешь болтать языком, получишь!..
— Ну и оставайся, бросай детей! — тоже закричала Любка и выскочила из хаты.
Бежала по двору и что–то громко кричала, плакала.
— Одурела, что ли? — Микола снова опустился на скамью, расстегнул на себе куртку.
Лицо его покрылось красными пятнами, руки дрожали.
— Не сердись на нее, Юля, — попросил он, стараясь как–нибудь загладить эту неловкость.
— Я не сержусь, — сказала она, — давай все же выпьем. Думали выпить за здоровье…
— Ты не огорчайся, Юлька, — продолжал упрашивать Микола, — я все улажу, все будет хорошо.
— Только ты не шуми, детка, не устраивай крика на всю деревню, — сказала Наталья, — может, ей кто–нибудь наговорил чего, подбил… А теперь еще подбавил: иди, посмотри, сидят вместе… А сердце бабье такое — услышала и затревожилась, взглянула и поверила. Даже не подумала, что это может быть, почему так случилось — вскипела…