Падение его прервала стена.
Взвыв сквозь стиснутые зубы, Агафон вскочил на ноги, хоть и не был на сто процентов уверен, где они теперь у него, и где тут пол, вырвал из-за пазухи палочку, взмахнул крыльями, выбросил руку вперед и выкрикнул короткое заклинание, само собой пришедшее на ум.
Струя зеленых звездочек обогнула Люсьена и ударила молотящего его людоеда точно в лоб. Немедленно последовавшая за ней вторая безошибочно отыскала извивающегося рядом другого монстра. Свалка окуталась на несколько мгновений облаком цвета весенней травы, а когда оно рассеялось, то люди ахнули: Люсьен лежал, вцепившись мертвой хваткой в горло придавившего его огромного плюшевого крокодила. Второй такой же валялся рядом, разинув бархатную розовую пасть с зубами из простеганной фланели.
– Агафон!!!.. – взвизгнула в восторге Грета и, больше не сдерживая эмоций, бросилась на шею рыцарю, рыдая и смеясь. – Агафон!.. Люсьен!..
Отшвырнув ногой игрушку, метнулась она, перескакивая через три ступеньки, вниз, к студенту, бессильно сползшему по стене, но улыбающемуся блаженно, как городской дурачок.
– Агафон, Агафон, ты живой, ты смог, у тебя получилось!..
– Ага… – только и смог проговорить чародей, тряхнул пересчитавшей не один десяток ступеней головой и, держась за склизкие от вечной сырости камни, стал подниматься туда, где ждал их уже шевалье.
В руках у него был обломок клыка юй.
– Что это? – недоуменно сведя брови над переносицей, вертел он в руках длинный острый конус величиной с большой кинжал.
– Это мой зуб! – просияла крестьянка, и пальцы ее радостно сомкнулись на теплой матовой поверхности сувенира.
– Твой?! – ошеломленно уставился ей в рот рыцарь.
– Да, мой! Он от рыбы отломился, а я его сберегла!
Шевалье с облегчением выдохнул.
– Где ты его нашел?
– В спине второго, – немногословно пояснил де Шене, с усилием шевеля разбитыми губами. – Почти полностью вошел. Сантиметра два наружу торчало.
– Это Грета ему… удружила… – припомнил маг. – Сквозь куртку прошел как сквозь бумагу.
– А вот не надо было его у меня отбирать! – словно защищаясь, уставила руки в бока крестьянка. – Он у меня его отнял и в карман сунул, а мне его жалко было, зуб-то, потому что я решила, что это мой талисман будет на всю жизнь, а тут он его просто так вот взял, как будто это его вещь, а не моя, и как будто я ему разрешила, и как будто он ему нужен, хотя не нужен ведь он ему нисколечко был, зачем он ему, он ведь даже не блестит, это они ведь все блестящее любят и тянут, как сороки, вот у меня однажды сорока с подоконника прямо на глазах чайную ложку бабушкину серебряную из стакана вытащила, так я потом… – взахлеб тарахтела Грета, но в кои-то веки мужчины не возражали.