Около этих пихт как будто бы проходила его дорога. Тогда там не было ничего. А сейчас — костер!
Значит, следом за ним крадутся люди. Может быть, близко уже подошла погоня. Из любого куста поминутно могут подняться охотники за человеком, и тогда уже поздно будет убежать.
Затаивши дыхание, Северин мгновение ищет, куда бы метнуться. И, круто сворачивая с пути, бросается в самую глушь нависшей хвои.
Здесь дебри, поседевшие от столетий. Космами мха обвисли ветки, потеки плесени изузорили кору. Гробами тлеют во мху завалившиеся гиганты-кедры.
Задохнувшись, Северин остановился. Порвал рубашку в безумном беге, потерял мешок с сухарями. Зацепил, должно быть, за сук, сгоряча и не заметил.
Надо бы следом назад повернуть, куда же без пищи пойдешь?
Но уже под деревьями стало темно. Он петлял бессистемными поворотами. И днем нелегко отыскать пройденный путь. Ни за что не вернулся бы сейчас, чтобы опять увидеть дым от костра, грозящей рукой подымавшийся из пади.
— Боязно, боязно! — жаловался Северин и, сгибаясь, как преследуемый изюбрь, забивался все дальше в чащу.
Устал, наконец, и бояться. Споткнулся, свалился на мох и лежал до тех пор, пока муравьи не поползли по шее.
Отрезвляла прохлада росы. Понемногу опять возвратился утраченный рассудок.
Северин сел и задумался. Утром он вернется и обязательно отыщет сухари. А потом тихонько пойдет вперед, не торопясь, не изнуряясь. Поймают его — так поймают. Ведь не судят же за чье-то чужое дело?
От этих мыслей стало спокойно, по крайней мере, он знал, что надо делать завтра.
Над лесом нахмурилась ночь, золотые россыпи звезд открылись в глубинах неба.
Мягким полетом шаркнул над головой филин, испугал Северина, плюхнулся на близкую вершину кедра.
Пробирал холодок. Мокрый от дневного пота, Северин задрожал.
«Ночь не скоро пройдет, а на заре совсем замерзну!» — подумал он.
Пришлось в темноте разыскать для костра сушины. Царапая руки, ломал иссохшие ветви. Тащил валежник. Содрал с березы кору — и растопка была готова.
Но костра, собранного с трудом, могло хватить не более, как на час. Поэтому решил зажечь его, когда станет совсем невтерпеж — под утро.
Притулился, накрывшись пихтовыми ветками. Согнулся — подбородок к коленкам. Первый раз за истекшие сутки принял спокойное положение.
В сонном полусознаньи перед глазами замелькала тайга, ручьи и горы, пробежал белоногий рыжий конь, потом все слилось и смешалось, Северин заснул.
Но скоро проснулся — очень озяб. Был и не сон и не явь. Туманное забытье в постоянной дрожи тела.
Слышал все. Где-то далеко бурлила вода. Потом прокатился заглушённый грохот. Должно быть, упало подгнившее дерево. Ухали совы, перекликались через падь.