На общем фоне четко выделились одно или два лица тех, кого я знала раньше, но увидев их, я не испытала каких-либо эмоций. Мои эмоции, как и мое сердце, были давно мертвыми, совершенно высохшими, без какой-либо надежды на возвращение к жизни. Я — остров, — вспоминала я кусочек из песни, которую когда-то знала. Я никого не трогаю, и никто не трогает меня.
Я повторяла ее, как молитву, и обнаружила, что она идеально подходит мне, как перчатка.
Моим дрожащим охранникам, удалось, наконец, собраться и разделить толпу, словно посохом Моисея, и они заставили меня сделать первый шаг по пути, который приведет меня в мой новый дом, где мне предстоит остаться.
Четыре ступеньки к площадке лестницы, где меня поджидал первый сюрприз. Передо мной стояли три женщины, которых я узнала и которых когда-то называла друзьями. Они улыбались мне, и радость в их глазах отозвалась гулким эхом в моей душе, что, честно говоря, повергло меня в шок.
Возможно, именно эта временная потеря моей эмоциональной защиты и позволила произойти тому, что приключилось дальше. Потому что прежде, чем я успела спрятаться за надежным прикрытием своей дурной славы, передо мной появилась она, глядя на меня таким взглядом, каким на меня никто никогда не смотрел. И впервые за долгие, бессчетные годы, я ощутила чувство, которое, как я думала, было похоронено навсегда.
Страх.
На меня и прежде смотрели с желанием в глазах, со страстью, со страхом и ненавистью; смотрели те, кто нуждался в помощи, и те, кто стремился завладеть мной, те, кого привлекала моя внешняя красота, и те, кто хотел использовать мою внутреннюю тьму.
Но никогда и никто прежде не смотрел на меня так, как будто мог видеть все, чем я была внутри и снаружи, на поверхности и в самой-самой глубине, там, где обитали мои демоны, там, где словно пыль на безлюдной пустоши, рассыпались обгоревшие останки моих надежд и мечтаний.
Одним только взглядом эти глаза, невинные, как у ребенка, с легкостью предъявили права на мою душу, превращая в посмешище всю ту неприступность, обладание которой я так старательно изображала.
Моей первой реакцией был гнев. Да как она посмела прилюдно сорвать с меня все защиты и оставить совсем беспомощной, словно младенец на руках? Как посмела отважиться заглянуть за столь тщательно выстроенные мной барьеры, сквозь тьму внутри меня, и узреть искорку света, настолько скрытую, что о ней не знала даже я сама?
Как посмела она это сделать?
Со мной!
Моей второй реакцией было отрицание. Отрицание того, что только что произошло нечто судьбоносное. Нет, сказала я себе, это просто была игра света, случайное совпадение, так бывает время от времени, бессмыслица, как и вся моя жизнь, которую мне осталось здесь прожить. Я была такой, какой была, и если эта маленькая бедная девочка вдруг подумала, что она узрела то, чего во мне отродясь не было — что ж, ладно, тогда она очень скоро на своей шкуре почувствует, что такое фантазии и к каким разрушениям они могут привести.