Скульптор и Скульптура (Минутин) - страница 83

Он смотрел на спящую женщину, на её красоту, и новая мысль накатила на него: «Наверное, пора заводить детей. Но для чего? Звери размножаются, следуя основному инстинкту сохранения, по крайней мере, так объясняют их поведение сами себе люди. Отчасти это похоже на правду. Самка выбирает лучшего самца, а самцы доказывают из года в год, кто из них лучше. А люди? Они давно друг другу для зачатия ничего не доказывают. Они родят наследников. Наследники наследуют ветхую недвижимость и так круг за кругом.

Боги на Олимпе, наверное, уже давно «обрыдались» от такой тоски и готовят людям новый всемирный потоп. Боги ведь тоже родят Богов, но для реализации своих бессмертных идей. Людям бы с них брать пример, а не плодиться по ухудшенной «животной» аналогии.

Сергей вспомнил своего пса Кузьку, который в периоды нежной страсти и долго не проходящей щенячьей радости «пристраивался» ко всему, что вызывало у него любовный интерес, даже к ногам гостей, приходящих к Сергею. Потом Кузька «заматерел» и весной начал пропадать на два — три дня и возвращаться с горящими глазами, довольной мордой, видом победителя, хоть и с поджатым хвостом. Мало ли чего ждать от хозяина, он ведь не догадывается об уважительных причинах его отсутствия.

Сергей, глядя на Кузю, даже начал писать стихи, настолько его довольный вид будил в Сергее Музу. Глядя на Кузьку, Сергей отчётливо осознавал вечный вид сознания, как сознания общего для всех, как сознания, обладающего одними и теми же свойствами различения. Формы проявления могут быть разными. На этих стыках происходит различение зверя и человека, растения и камня.

Взрослым книжкам Сергей предпочитал книжки детские, но написанные писателями, которые писали в основном для взрослых. Он чувствовал, что эти писатели могли сказать очень многое из того, что поняли, но не желая «злить человечество», облекали свои мысли и своих героев в сказки и в неведомых зверюшек.

Сергей находил прямой, и даже сильно ухудшенный аналог человеческой жизни в книге Ф. Киплинга «Маугли». Но тоска Киплинга о «настоящем человеке» ставила Маугли на стыки проявления его человеческой души, даже в джунглях. Сергей, читая «Маугли», постоянно думал о том, сколько людей в человеческом социуме живут по законам джунглей. Мысль была банальна и затаскана, но в человеческом мире это абсолютно ничего не меняло. Всё те же волки, вожаки волков, совет стаи, звери–одиночки, многочисленные слуги всех тех, с кем рядом можно погрызть объедки, мудрецы — это по одну сторону, и это вроде как друзья Маугли, а по другую, как и положено, враги — рыжие собаки, абсолютно с такой же иерархией.