Карта четко влепилась в стенд, и он послушно отреагировал залпом зеленых и белых огоньков. Только одна лампочка замигала было красным, но тут же одумалась и погасла.
— Здоров ты, дон Арсиньегас, как каталонский бык. Так что можешь проваливать до своего следующего испытания.
— Да уж не задержусь!
— А мог бы, хотя бы для приличия. Как-никак, тебя тут на ручках носили, с ложечки кормили.
— Не ты же, ваше лордство, а практикантки!
— По моему высочайшему повелению.
Дан неопределенно хмыкнул. Уж Сидней-то мог бы помнить, что, начиная с пятого класса, Арсиньегаса носили на руках и без каких бы то ни было высочайших повелений.
— Да, уж раз речь зашла о практикантах, — Дан вдруг стал серьезным. — Мне обещают киберпрофилактор, чтоб не гонять испытателей каждый раз на материк для осмотра, так вот курьез: киберов навалом, медперсонала нет. Может, подкинешь захудалую практиканточку? Или самому нужны?
Сидней покрутил пальцами:
— Нужны — не то слово. Но ведь все равно сбегут. Обязательная практика кончится — и дадут деру. Они, когда сюда просятся, представляют себе только профиль работы. Но в наших клиниках, понимаешь ли, особый моральный микроклимат…
— Хм… А постороннему незаметно.
«Где тебе, — с неожиданным раздражением подумал доктор Уэда. — Красавчик».
— На то ты и посторонний, — сказал он вслух. — А практикантку я тебе подберу. Хоть сейчас. Только бы избавиться. Но вся беда в том, что именно она-то отсюда и не уйдет.
— Что ж так? — лениво полюбопытствовал Дан.
— Именно ей наша клиника пришлась по душе. Я вижу, как она здесь блаженствует. Воображает, что удалилась от мира.
— А может, у нее камень на сердце? Ведь вашему брату, костоправу, только бы скелет был в целости и анализы положительные.
— Видишь ли, Дан, что ты называешь «камнем на сердце», — это элементарное депрессивное состояние. Здесь другое. Глубже. Эта — из тех, что до тридцати лет интересуются только стихами и театром, после тридцати, наконец, начинают чувствовать себя девочками, после сорока — девушками…
— Ага, — отозвался Дан. — Это и я знаю. Самое страшное, что такие девицы после шестидесяти, наконец, осознают, что они уже женщины. А сколько ей сейчас?
— Приближается к тридцати. Ее ежедневная почта — театральные программы, газеты с рецензиями, магнитные ролики с записями самодеятельных театров и прочая дребедень. Не удивлюсь, если у нее над кроватью пришпилены стереофото разных знаменитостей — разумеется, не ученых и не звездолетчиков, а разных смазливых мальчиков, которые гробят свое свободное время на то, чтобы изображать этих самых ученых и звездолетчиков на любительских подмостках!