Он приподнял уголок рта, откинулся на спинку стула, привстал, полез в задний карман слаксов и вынул оттуда голубой листок. Потом разложил его, разгладил и положил на стол перед Долли.
Там не было ничего. Ничего, кроме напечатанных вопросов. Она перестала размешивать шоколад, замигала, подумала, а потом подняла глаза.
— Алекс, извини, но ты дал мне чистый лист. Тот же самый, который я вручила тебе.
Он медленно покачал головой и положил руку на листок. Потом дважды согнул пальцы, помолчал, откашлялся, после чего сказал:
— Нет, Долли. Не чистый. — Он перевернул листок. На его оборотной стороне были написаны три слова. Черными чернилами и заглавными буквами.
Три слова, от которых у нее зарябило в глазах, зазвенело в ушах и часто-часто забился пульс. Если это сон, то она не хочет просыпаться…
Долли сделала глубокий вдох и запретила себе плакать. А потом ровно и негромко спросила:
— Это из-за моего вчерашнего рассказа о трагическом эпизоде детства, верно?
Алекс покачал головой, но Долли прервала его.
— Потому что, если так… — Ложка звякала о край керамической вазочки.
— Поверь мне. — Он протянул руку и сжал ее дрожавшие пальцы. — Это не так. Я понял свои чувства еще до того, как ты вошла в дверь моего кабинета.
— Но ты ничего не сказал. — Теперь ее сил хватало только на шепот. — Почему ты ничего не сказал?
Его улыбка была нежной и грустной.
— Я не хотел услышать слова, которые ты произнесла минуту назад. Что я принял решение под действием твоего рассказа.
Долли не знала, что делать. Ни с того ни с сего Алекс сказал именно то, что ей хотелось услышать больше всего на свете. Нет, не сказал. Написал. Чтобы она не могла уклониться от ответа.
— Но ты ушел. Мы любили друг друга, а ты ушел. — Она этого не понимала. — Лиззи вернулась, и ты ушел в тот же вечер. А я даже не знала таких слов, как «тишина» и «покой». Действительно, зачем преуспевающему адвокату жить в сумасшедшем доме?
— Это твоя очередная шутка? Или фраза из какого-то анекдота?
Она покачала головой. Потом кивнула. Долли хотелось смеяться, но она затаила дыхание и сумела справиться с комком в горле. Ей нужно так много сказать, столько спросить… Но губы не слушались, черт бы их побрал.
Алекс встал, обошел стол и помог Долли подняться. Потом обхватил ее лицо ладонями и кончиками больших пальцев вытер слезы, проступившие на ее длинных ресницах.
— Я ушел, потому что ничего другого мне не оставалось. Лиззи отчаянно нуждалась в твоей помощи. — Он сделал паузу, помолчал и потом сказал: — А то, в чем нуждался я, могло подождать.
Она протянула к нему руки, залезла под блейзер, ощутила тепло его кожи и биение сердца сквозь белую рубашку, которая не была накрахмаленной. Ну разве чуть-чуть… Как она могла думать по-другому?