Любовь будет вечной... (Данаева) - страница 2



Уже совсем поздно  Александр Гольдберг, бывший муж, приехал к ней на квартиру родителей, где она жила, пока они проводили время на даче в Баковке. Его появление вызвало у Виктории неподдельное изумление и беспокойство.


- Саша? Что-нибудь случилось? – испуганно встретила она его у дверей.


- Попрощаться заехал, - признался Гольдберг.  -  Улетаю  в  длительную командировку. Бизнес. Дела. Сама понимаешь!


     - А-а-а... - равнодушно бросила  Вика,  запахиваясь  в  ночной  коротенький шелковый халатик. - Ну, прощай!


     - Прощай!


     - Это очень нежно с твоей стороны, Гольдберг. И романтично: полуночное прощание, - с каменным лицом она приподнялась на цыпочки и чмокнула его  в  холодный лоб, как покойника. – Ну, все, прощай! Удачи в делах!


И опахнула его теплом, знакомым и - что за дикость после  разрыва!  - желанным запахом тела, уже разогретого,  разнеженного  в  постели.  Помимо воли Александр подхватил ее под локоть, потянул к себе, но  Виктория  возмущенно высвободилась.


     - Что такое, Гольдберг? Руки не распускай! Попрощался? Вот и иди уже. Пора тебе.


     - Чаем бы напоила...  -  сладко  немеющими  губами,  с  кривой  улыбкой сказал он.


     - Чаем? – Вика насторожилась,  заметив что-то пугающее в его ухмылке. - Ты не пьян? Ну, бывает же такое, совершенно случайно?


     - Слегка, - соврал он. - На улице прекрасная  весенняя  ночь,  воздух под градусом. Наверное, нанюхался и опьянел.


- Ну-ну. И такое бывает. Знаешь, как-то не хочется мне с тобой чаевничать посреди ночи. Не расположена я. Не хочу. Не буду. Это тебе понятно или нет?


- Понятно, Витусь. Тебе даже чаю для меня жалко. И времени. А я, идиот, надеялся, что ты пожалеешь меня, сирого да убогого, одинокого и не кому не нужного...


- Прекрати! – резко перебила его Виктория, оборвав страдальческий монолог. – Только на жалость не дави. Не идет тебе, Саша. Чаю, так чаю. Пожалуйста. Только после него ты уйдешь без разговоров и напоминаний. Это понятно?


- Угу.


 Она шагнула к кухонной двери, и в полутемном коридорчике он увидел ее красивые, натренированные на корте икры ног, привыкших к высокому каблуку. И этого хватило, чтобы вообще бросить поводья.  Он  подхватил  ее  на руки и понес в комнату. Так бывало  у них в  давние  времена,  теперь  уже  утраченной  счастливой  жизни,  когда они вдвоем  возвращались из очередного клуба или ночной тусовки. Вика изо всех сил сопротивлялась, выкручивалась,  стонала  от  бессилия  и  только больше его раззадоривала. Она всегда спала  голой,  под  халатиком  ничего  не оказалось, и это окончательно погасило  остатки  сознания.  Все  было  так привычно - гладкая кожа под  ладонями,  сильные  мышцы  живота, запах желанного тела...  И одновременно от всего  веяло  неуловимым  очарованием  новизны, будто в руках его была  не  бывшая жена,  а  чужая,  красивая  девушка,  яркая  и энергичная в постели, отчего и совершается это единоборство. Он  не  видел выражения ее глаз, лишь  контуры  лица  и  гримасу  нежелания,  отторжения происходящего, воспринимал как сладострастную истому.