— В самую точку.
— Михалыч у нас, помимо прочего всякого, исполняет обязанности особиста, — пояснил командир. — Информирует нас с комиссаром о распространении среди личного состава пораженческих настроений, подготовке к дезертирству, фактах мародерства и грабежей местного населения.
— А что, и такое случается?
— От пораженцев и дезертиров в своих рядах пока Бог миловал. Тьфу-тьфу-тьфу. Но любители помародерствовать попадались. Сколько у нас, Михалыч, в общей сложности виновных в грабежах перед судом партизанской чести представало?
— Шесть человек.
— Во-от. Только, надеюсь, Владимир Николаевич, эта информация?..
— Само собой.
— Вот и добре. Ладно, вижу, вам, старым знакомцам, пообщаться промеж собой не терпится. Так что пойду, до Катюши добреду. Заодно распоряжусь, чтобы вам повечерять сообразили. Может, даже немного ухи осталось — Анфиска у нас баба прижимистая, экономная.
— Как-как вы сказали? Ухи? Богато живете.
— Это Васька с Митяем с утреца рыбки наловили, — пояснил Хромов. — Ушица получилась высший сорт. Жаль, без соли. Никогда бы раньше не подумал, что добыть соль на порядок сложнее, чем добыть «языка».
— Ладно, Михалыч, не нуди. Помнишь, как до войны в газетах писали? Соль — белая смерть. Все, товарищи, оставляю вас.
Едва дождавшись ухода командира, Кудрявцев и Хромов порывисто шагнули навстречу друг другу и какое-то время не могли вымолвить ни слова.
— Ну, здорова, чертяка везучий! — первым подал голос Михалыч.
— Здравствуй, чертяка пропащий!
— Это еще большой вопрос, кто из нас двоих более пропащий.
— Точно так же, как и кто из нас — более везучий!
И они крепко, по-мужски, обнялись.
* * *
— …У нас ведь там, в Боровичах, штаб 177-й стрелковой дивизии в полном составе располагался.
— Как же, наслышаны. Дивизия геройская. Кабы не эти ребята, боюсь, блокада могла начаться месяцем раньше.[37]
— Дивизия — да, знаменитая, — подтвердил Кудрявцев. — Но с началом войны пришлось срочно заниматься ее доукомплектованием. Причем в условиях абсолютного хаоса и неразберихи полнейшей. Ну да не мне тебе рассказывать. Думаю, в Ленинграде в те дни то же самое творилось?
— Если и не то же — где-то близко к тому.
— А самая большая сложность заключалась в невозможности доподлинно установить личность военнослужащего. Новые красноармейские книжки, если помнишь, их только в начале октября ввели. А до того момента реально удостоверить личность красноармейца, по сути, мог либо его непосредственный командир, либо его сослуживцы. А учитывая, что выходящие из окружения группы состояли из военнослужащих самых разных частей, совсем беда.