— Девушка бежит. Кажется, нам машет? Так и есть. Тормознуть?
— Нет. Поддай газку.
— Как скажете.
Таксист азартно поддал, а Барон в изнеможении откинулся на сиденье и обхватил голову руками.
Не удержав в себе рвущееся наружу, издал — то ли стон, то ли рык.
И… заплакал. Навзрыд.
Перед самой посадкой Ольга испуганно обернулась на стоящую за кордоном толпу, состоящую из обреченных, не попавших в спасительные списки людей-теней, ища и не находя среди них брата.
И тогда, встав на цыпочки, Юрка вытянулся во всю свою подростковую долговязость и, призывно замахав рукой, закричал, обжигая горло ледяным февральским ветром:
— Я скоро приеду! Слышишь? Жди меня! Я очень скоро приеду за тобой! О-БЯ-ЗА-ТЕЛЬ-НО ПРИ-Е-ДУ!!!
* * *
Человек с тремя судимостями, одна из которых за убийство, рыдал. В первый раз за последние не вспомнить сколько лет. Мало того — рыдал в присутствии постороннего. Что в тех специфических кругах, в коих человеку приходилось много и вынужденно вращаться, считалось признаком слабости. Выражаясь проще — западло.
Сидящий по левую руку от человека таксист спокойно вертел свою баранку и деликатно смотрел строго перед собой. За свою шоферскую практику он еще и не такое видал, еще и не таких пассажиров возил.
Хочется человеку поплакать — ради бога.
Пока стучит счетчик — любой каприз…
КОНЕЦ ВТОРОЙ КНИГИ