— Как странно! — заметила Мадлен. — Если бы Киона не попала в этот пансион, я никогда бы не узнала и не полюбила Акали. И все это благодаря тебе, Эрмин, и месье Лафлеру.
Услышав это имя, певица невольно вздрогнула. Она бросила встревоженный взгляд в коридор вагона.
— Прошу тебя, Мадлен, не упоминай о нем. Особенно при Тошане. Мама себя не ограничивала, и всякий раз я начинала нервничать. После войны я постоянно переживаю за отношения с Тошаном.
— Но вы ведь любите друг друга, это очевидно!
— Да, это так, но я все время опасаюсь какой-нибудь трагедии, — призналась Эрмин. — Мы так счастливы, неразлучны! Я даже не понимаю, как я могла испытывать влечение к Овиду Лафлеру. Господи, вдруг Тошан об этом узнает!
— Но ты не сделала ничего плохого, Мин! — воскликнула ее подруга. — Тебе было одиноко. Этот мужчина помог тебе и поддержал.
Эрмин кивнула и на несколько секунд прикрыла глаза: этого было достаточно для того, чтобы перед ней возникли образы, которые она хотела бы забыть.
«Ничего плохого! — повторила она про себя. — Я вела себя как женщина легкого поведения, как распутница. Я лежала обнаженной в его объятиях, там, в Сент-Эдвиже. Мы не занимались любовью в истинном смысле этого слова, но наши игры были довольно дерзкими!»
Она вновь увидела себя опьяненной от удовольствия под умелыми ласками молодого учителя с удивительными глазами цвета молодой листвы. Придя в отчаяние от бесконечного отсутствия Тошана, она готова была изменить ему, предать свою единственную любовь.
Несмотря на вновь вспыхнувшую между ними страсть и рождение Констана, Эрмин опасалась, что их счастье может в любую секунду разрушиться.
— Я не смогу жить, если потеряю уважение и любовь Тошана, — призналась она. — Мне самой стоило больших усилий смириться с его неверностью.
«Овид мне очень нравился, — подумала она. — К счастью, мы не пересекались с ним в последние два года. Должно быть, он покинул наши места. Тошану лучше никогда не знать о моей мимолетной страсти к этому мужчине».
— Ты вроде проголодалась, а сама ничего не ешь, — заметила Мадлен. — Успокойся, я больше не буду упоминать имени месье Лафлера. Хотя мне это будет непросто, поскольку этот человек всегда защищал наш народ и очень много сделал для детей монтанье, живущих вокруг озера Сен-Жан.
Эрмин взяла ломтик хлеба и кусочек шоколада, на ее красивых губах играла рассеянная улыбка.
— Он был бы тебе хорошим супругом, — ласково сказала та. — Ты решила хранить целомудрие, но ты всегда можешь отказаться от обета безбрачия!
— Мин, перестань! Овид Лафлер никогда мною не интересовался, видел только тебя, и ты об этом прекрасно знаешь. И если бы я решила снова выйти замуж, то уж точно не за мужчину, влюбленного в другую женщину.