в настоящее время висит мемориальная доска.
Весть о его смерти достигла кабинета министров Франции вечером 31 июля, когда он снова собрался на срочное заседание. Министры были в напряжении. Всеобщая мобилизация в Германии и Австро-Венгрии подтвердилась, и начальник Генерального штаба Жоффр бомбардировал их требованиями, чтобы во Франции была объявлена ее собственная всеобщая мобилизация, предупреждая их о том, что каждый день промедления ставит Францию во все более опасное положение. Пуанкаре пытался сохранять для других невозмутимый вид, как он написал в своем дневнике, но под маской спокойствия он был сильно встревожен. Единственная передышка после бесконечных заседаний наступила для него, когда он пошел вместе с женой на прогулку по парку вокруг Елисейского дворца. Когда две их собаки прыгали вокруг них, написал Пуанкаре, «я спросил себя с тревогой, неужели Европа действительно падет жертвой всеобщей войны, потому что Австрия полна упрямой решимости устроить скандал с мечом Вильгельма II в руках»[1801]. Посол Германии только что приходил, чтобы спросить премьер-министра Франции, останется ли Франция нейтральной в войне между Россией и Германией. Вивиани сказал, что даст определенный ответ утром. Посол также спросил, верно ли, что Россия проводит всеобщую мобилизацию, и Вивиани ответил, что он об этом не проинформирован. Продолжаются споры о том, насколько много знало руководство Франции на тот момент. Телеграмма от Палеолога с сообщением о решении России, посланная в то утро, шла двенадцать часов (признак того, как начинала рушиться связь на территории Европы), так что, возможно, она успела к заседанию кабинета министров. В любом случае политика французского правительства оставалась неизменной с самого начала кризиса, чтобы и Россия, и Франция гарантированно выглядели невиновными перед лицом германской агрессии. В предыдущие дни Пуанкаре и Вивиани неоднократно побуждали Россию действовать осторожно и избегать провокационных шагов[1802]. И хотя не существует никаких записей о дискуссиях, проходивших в кабинете министров в тот вечер, когда он заканчивал свою работу в полночь, было решено принять решение о мобилизации на следующий день. Также министры договорились пообещать Великобритании в ответ на просьбу из Лондона, что Франция будет уважать нейтралитет Бельгии. Военный министр Мессими также встретился с российским послом Извольским, чтобы уверить его, что Франция будет воевать вместе с Россией[1803].
Когда кабинет министров снова собрался утром 1 августа, Пуанкаре сказал, что они больше не могут откладывать общую мобилизацию французских войск, и его коллеги – некоторые неохотно – согласились. Телеграммы, уже подготовленные, были отправлены днем, и в больших и малых городах по всей Франции люди собирались, чтобы прочитать маленькие голубые листочки-уведомления, вывешенные в витринах магазинов. В Париже огромная толпа заполнила площадь Согласия. Некоторые ринулись к статуе, изображающей столицу утраченной провинции Эльзас Страсбург, и сорвали с нее черные траурные одеяния, которые окутывали ее с 1871 г. В обращении к французскому народу, призывавшему к национальному единству, Пуанкаре уверил всех, что правительство Франции продолжает прикладывать все усилия к сохранению мира. Он обещал, что мобилизация не означает войну. «По правде говоря, – сказал один проницательный наблюдатель, – ему никто не поверил. Если это не война, то что-то ужасно близкое к ней»