Вот сколько наблюдений я успел сделать до того, как в комнату вошел
султан.
Я не сразу его узнал. Он сутулился и казался каким-то вялым и апатичным.
На нем был светлый костюм, все лицо закрывали большие роговые очки.
Когда он жестом предложил мне сесть на огромный диван и сам сел рядом,
мне показалось, что он все время испытывает какое-то странное
беспокойство. Прошло немало времени, прежде чем завязался разговор. Его
нервозность передалась и мне, и первые пятнадцать минут мы лишь
обменивались общими фразами. Потом нам подали чай и разлили его в
несколько необычные, но очень красивые маленькие чашечки.
Потом мы перешли в другой зал, во всю длину которого на широченном ковре
стояли самые изысканные яства, какие только можно себе представить. Во
время праздничных пиршеств вы сидите прямо на полу, а перед вами высится
целая гора промасленного риса.
Вы зачерпываете рис сразу своей тарелкой и приступаете к трапезе. Берете
пальцами из многочисленных блюд большие куски мяса, горох в. оливковом
соусе и всевозможные деликатесы, обильно сдобренные приправами, все это
обваливаете — тоже пальцами — в рисе и отправляете в рот. Однако
справиться с куском мяса здесь не так-то просто, ибо есть можно только
правой рукой, тогда как левая рука считается нечистой. Нельзя откусывать
от целого куска мяса; можно лишь отщипнуть от мяса правой рукой
маленький кусочек и проглотить его, стараясь не уронить при этом весь
кусок на пол. А какое нужно искусство, чтобы съесть рис и не высыпать
его в рукава… Тем не менее я выдержал все эти испытания настолько
успешно, что один министр, приглашенный на обед, спросил, где я научился
есть рис пальцами. Я бы мог рассказать, что этому искусству меня научили
грузчики Бангкока, которые, между прочим, управляются с рисом гораздо
проворнее, чем арабы; они мгновенно скатывают из риса маленький шарик,
берут его тремя средними пальцами правой руки, а потом большим пальцем
быстро опрокидывают шарик в рот! Но я решил не расстраивать почтенного
министра.
Когда настало время уходить, я поднялся и бережно, обеими руками,
передал султану жестяную коробку с фильмом о Мукалле, словно это не
коробка, а драгоценнейший алмаз.
Он сдержанно поблагодарил меня, и тут, когда я спросил, нельзя ли
сфотографировать его, у нас завязалась беседа. Лед недоверия наконец
растаял, и он предложил, чтобы я снял его министра, потом его слуг и
даже некоторых рабов.
Закончив съемки, я осторожно спросил, нельзя ли мне сделать несколько
снимков с плоской крыши дворца, откуда открывался великолепный вид на
город и на море.