Нам разрешили остановиться в небольшом глиняном домике, и, когда мне
удалось наконец захлопнуть перед носом у своих врагов тяжелую деревянную
дверь, я поднялся на плоскую крышу. Наконец в безопасности! Ни один пес
не заберется сюда и не станет требовать, чтобы я сменил брюки! Тем более
что чистые брюки лежали в чемодане, предохраняя от случайных повреждений
мои фотоаппараты.
Итак, я устроился поудобнее и приступил к завтраку. Хлеб был твердый как
камень, но я уже давным-давно научился раскалывать его одним ударом ножа
на мелкие кусочки так, чтобы они не разлетались в разные стороны. Кроме
того, я виртуозно вылизывал банки из-под селедки в масле, сохраняя при
этом бороду в девственной чистоте, а губы — в целости и сохранности.
Питьевая вода в оазисе оставляла желать много лучшего. Она была
грязновато-мутного цвета, соленая, с каким-то очень неприятным
привкусом. В общем на лукуллов пир моя трапеза не была похожа, но
все-таки насытиться мне удалось.
Покончив с едой, я подошел к краю крыши и стал смотреть вокруг. И тут
передо мной возникли картины природы, которые всегда наполняли мою душу
невыразимым счастьем, и уже сама мысль о возвращении в лоно цивилизации
начинала казаться мне нелепой и противоестественной.
Вдали в трепещущем от зноя воздухе пустыни высится голубовато-серый
горный массив, до него зеленеют рощи финиковых пальм. В том месте, где
начинаются глиняные домики, с ближайшей горы спускается, извиваясь, как
змея, каменная стена. Она защищает жителей поселка от вражеских набегов
со стороны равнины.
Сейчас трудно себе представить, что этот идиллический оазис порой
превращался в поле битвы. Вот бегут двое ребятишек-пастушков с огромным
стадом овец; за ними мчатся, заливаясь лаем, рыжие псы. Всех их
окутывает огромное облако пыли, так что я могу проследить их путь до
самой каменной стены. Под сенью нескольких пальм у колодца работают
люди. До меня доносится монотонная песнь и такой же надрывный скрип
колодезного колеса. Потом слышится плеск воды, и из небольшого водоема
устремляются к многочисленным грядкам длинные ручейки, похожие на
скользкие серебристые пояса. Босоногие темнолицые мальчуганы бегут рядом
с водой, загоняя ее в узенькие каналы, из которых она растекается по
желтой, задыхающейся от жажды земле. Эта земля разделена на ровные
квадраты полей, причем у каждого поля свой цвет: пыльно-желтый,
желто-бурый, грязно-бурый и от нежно-светло-изумрудного до
темно-темно-зеленого.
Кроме нас в оазис пожаловали еще гости — маленький караван. С моей крыши
было хорошо видно, как вдалеке, почти у самого горизонта, медленно
передвигаются силуэты верблюдов, вытянувшихся в ровную, изящную линию:
каждый верблюд привязан к хвосту шагающего перед ним собрата. Когда
караван вошел в поселок, я спустился с крыши, чтобы рассмотреть его
поближе. Он состоял из полусотни верблюдов всех оттенков желтого, бурого
и серого цветов.