— К святому Иакову? Славное, славное дело, — повторил субдиакон.
— И я так думаю, — сказал Ренье.
— Прежде я не замечал за тобой такого благочестия, — заметил Якоб.
— Не только благочестие направляет страждущие души. — И пикардиец коснулся пальцами запястья, будто натягивая перчатку — это был тайный знак, которым обменивались при встрече его друзья-алхимики.
Рыхлое, как овечий сыр, лицо субдиакона вытянулось и побелело. Он судорожно вздохнул и перекрестился.
— Верные слова, мэтр Ренье, не одно благочестие, но и любовь к Господу нашему Иисусу Христу, и вера в незыблемость и святость нашей матери-церкви, ее устоев и обычаев. Вера ведет нас к истине, Господь над нами и зрит каждого…
— Что такое, любезный мэтр? — прервал его пикардиец. — Что это — проповедь? Нынче ведь не воскресенье.
Якоб растянул.
— Вижу, ты устал с дороги, — сказал он. — Тебе бы отдохнуть да сменить одежду — твоя вся в пыли. Есть у тебя, где остановиться? Если нет, ступай в «Лебедь», там добрая еда и мягкая постель, а хозяйка весьма любезна. Ступай же, а завтра, если пожелаешь, увидимся вновь, и ты потешишь меня рассказом о том, где был и что видел.
«Нет, так просто ты от меня не отделаешься. Твоя рожа сочится елеем, а глаза мечутся, точно крысы в крысоловке. Что-то здесь нечисто», — подумал Ренье и, схватив субдиакона за руку, потянул его за собой.
— Твоя правда, почтенный! Я покрыт пылью снаружи и изнутри: ту, что снаружи, легко стряхнуть, остальное пусть смоет выпивка. Выпьем вместе! Я вернулся домой, я счастлив! Выпьем, друг мой, за твое и мое здоровье!
— Я бы с радостью, но у меня дело в Лакенхале, — ответил Якоб ван Ауденарде. Но Ренье втащил его в трактир и едва ли не силой усадил за стол.
— Отправишься туда, только сначала мы опрокинем по кружке. Ей-богу, мэтр Якоб, я так рад, что встретил тебя! Средь всей нашей ученой братии лишь к тебе одному я питаю искреннюю дружбу и уважение.
Улыбчивая хозяйка поставила перед ними две большие кружки ламбика — крепкого лёвенского пива.
— Выпьем! — сказал Ренье и жадно припал к своей. При этом от него не укрылось, что Якоб ван Ауденарде едва омочил губы.
— Еще пива! — крикнул пикардиец и, схватив кружку Якоба, осушил ее до дна.
Субдиакон сидел как на иголках. Ренье хлопнул его по плечу:
— Выпьем за нашу встречу. Храни тебя Господь, друг мой, вовеки веков!
— И тебя, мэтр Ренье. Не лишняя ли эта кружка?
— Кто ведет счет кружкам опустевшим? Выпьем! Когда мы виделись в последний раз… помнишь? Перед моим уходом… Мы собрались на нашем месте… но т-сс… о нем молчок… Все там были: и ты, и я, и толстяк Абель Янсон, и Дирк ван Бовен, и Михель Ламбо, и Антониус, чванливый старик … Ха, Антониус под крышей святого Антония!