Их веселье разбудило старую Грит. С появлением старухи Ренье почувствовал, как внутри у него все вскипает, но не подал виду. Про себя он поклялся, что обведет ее вокруг пальца, а потому, вмиг сделавшись серьезным, достал из кармана деревянные четки и принялся медленно перебирать зерна.
— Я знаю еще об одном верном средстве — вернее не бывает, — произнес он, словно про себя. — О нем мне поведал каноник из Лёвена, но оно действует лишь раз в году накануне Пасхи…
— Что же это за средство? — спросила Сесса.
— Если добрый человек от всего сердца желает ближнему исцеления, ему надо отстоять полунощницу в Великую среду, а утром взять немного благословенного елея и начертить им три креста на голове и плечах больного. Это средство испытано многократно, и всякий раз следовало полное исцеление.
Грит слушала его с подозрением, но неожиданно ее морщинистое лицо смягчилось.
— Болтун дело говорит, — кивнула старуха. — Я слыхала о таком. Говорят, и вправду верное средство. Сегодня среда, надо бы нам с тобой, дочка, пойти в церковь вечером да и отстоять службу, как положено. Глядишь, смилуется Господь, и благословенный елей поможет нашему бедному господину Хендрику… Да, так и сделаем, пойдем вместе, я и ты.
— Стоит ли вам себя утруждать? — нерешительно спросила Сесса. — Ночи еще холодные, а в церкви такие сквозняки — вы опять застудитесь… Я бы и одна сходила, а вы лучше останьтесь с госпожой Миной.
— Я пойду с тобой, — сказал Ренье.
— Тебе что до этого? — огрызнулась старая служанка. — Наверняка задумал какую-то пакость… Ух, продувная рожа! Не смотри на девчонку, одна она не пойдет, я буду с ней, а ты катись, куда хочешь!
— А как же твои кости? — спросил пикардиец.
— Мои кости — не твоя забота! Они носят меня много лет, проскрипят и еще ночку. К тому же, известно ведь, что во время мессы человек не стареет, и болезнь к нему не липнет… А с хозяевами побудет мой Андрис, да и Симон ван Хорст собирался навестить их вечером.
Ренье вышел из кухни, на его губах блуждала довольная улыбка. Он поднялся по лестнице и заглянул на чердак — оттуда пахнуло сыростью и мышами. Единственное окно было забито доскам; прикинув, пикардиец решил, что оно, должно быть, выходит на заднюю часть дома — так и оказалось. Там же находились несколько пристроек: одна использовалась как прачечная, в другой хранились запасы угля и дров, третья вела к погребам, винному и колбасному. Ренье спустился вниз, прошел через кухню и вышел в огород; здесь все было заброшено, а на грядках росли лопухи и крапива. Узкая тропинка вела к переулку, заваленному отбросами. Пройдя сквозь него, школяр очутился на перекрестке с фонтаном. Отсюда начинался спуск к городской заставе; другая дорога вела к рынку, носящему название Hoekig (Угловой).