Фади поджал губы и заговорил с явным неудовольствием:
— Данный вопрос, прежде всего, касается не вас, а вашего дяди и матери. Именно они пережили позор и лишения. И именно они, скрывая свое происхождение, страдали. Хотя вы можете подумать, что «перезаписывается» только ваше происхождение и самобытность, именно на них максимально повлияет восстановление в правах.
Луджейн покачала головой, выпрямляясь. Строгость Фади помогла ей справиться с истерикой.
— Так что же случилось? — Она повернулась к матери и дядюшке. — Как вы превратились из королевских родственников в слуг?
— Это… долгая история, — пробормотала мать Луджейн, избегая ее взгляда.
— Я готова потратить столько времени, сколько потребуется. Я никуда не уйду, пока вы мне все не расскажете.
Прежде чем мать или дядя успели среагировать, Фади поднял руку, заставляя их замолчать. Луджейн начинала ненавидеть этого парня.
— Я буду благодарен, если вы начнете раскрывать свои семейные тайны после моего ухода, — сказал Фади.
Луджейн повернулась к нему:
— Вы пришли, чтобы передать информацию от принца. Вы ее передали. Так чего же вы ждете?
Он высокомерно приподнял густую бровь в ответ на ее попытку выгнать его. Затем низким и приглушенным голосом, от которого у Луджейн на затылке зашевелились волосы, он произнес:
— Ответа.
— Вы ожидаете, что мой дядя даст вам ответ после такого… грома среди ясного неба?
— Я ожидаю, что он сам примет решение.
Луджейн никогда не имела права голоса при принятии семейных решений. Но сейчас, когда в дело замешан Джалал, она молчать не станет. Она не позволит Джалалу использовать ее дядюшку ради того, чтобы наладить с ней отношения.
Луджейн повернулась к старику, умоляюще глядя на него, надеясь, что он не даст ответ прямо сейчас. Его взгляд был лихорадочным, дядюшка даже не видел племянницу. Он размышлял об утраченной молодости, полной испытаний, и мечте о достойном будущем.
Затем он перевел взгляд на Фади:
— Прошу передать мою глубочайшую признательность принцу Джалалу за его щедрое предложение и неповторимую возможность. Для меня большая честь присоединиться к его кампании в борьбе за трон.
Луджейн простонала и перевела взгляд на Фади. И снова выражение его лица заставило ее забыть о страданиях. Он меньше всего ожидал услышать радостное согласие ее дядюшки.
Отрывисто кивнув и подумав, он сказал:
— Для меня честь и обязанность исполнять приказы его высочества. Но я возьму на себя смелость урегулировать некоторые вопросы и ускорить ваше восстановление в правах. Еще я должен убедиться… — его взгляд не оставил у Луджейн сомнений, что Фади имеет в виду и ее тоже, — что решения не нарушат хрупкий баланс кампании его высочества.