Со своей нейросетью у Эриса тоже были определённые проблемы. После пребывания в медкапсуле, она постепенно восстанавливалась, но, даже чувствуя её присутствие, что уже было положительным сдвигом, он не мог вспомнить ни одного записанного в неё бита информации. В принципе, ему было всё равно, он всегда относился к этой штуке с опаской, но будет жалко, если её функции утеряны навсегда. Повернувшись на спину и вытянув ноги, Эрис приподнял голову на согнутом локте и стал рассматривать этот, уже порядком надоевший, серый ангар. За всё своё пребывание на Меридоне, а он тут родился, он не провёл в нём, в сумме, столько времени. В углу был разбит госпиталь, где до сих пор лежало, полусидело или уже оживлённо жестикулировало около сорока человек. У многих были оторваны или сильно изуродованы конечности, некоторые смотрелись внешне бодрее, но это лишь означало серьёзные внутренние травмы. Пять или шесть человек были присоединены к переносным аппаратам поддержания жизни. За неделю из полутора десятков, покинувших лазарет, трое покинули его вперёд ногами. Одним из них был и его человек. Второй вроде уже мог кивать на заданные с помощью Мерти вопросы, которая устроилась здесь добровольцем. Шатающийся за ней повсюду солдат, похоже, её нисколько не смущал. Земляне даже поместили двоих в ту самую медкапсулу, где ещё недавно валялся сам Эрис. Естественно, чудо машина помогла, но на всех её не хватало, и кто-то её так и не дождался.
Мерти иногда захаживала к нему, и он всё больше удивлялся, как много свободы земляне ей предоставили. Своей милой мордашкой и ласковым голоском она, похоже, кое-кому вскружила голову. Хитрая бестия, пока именно она катается как сыр в масле, а не он. Её рассказы не отличались занимательностью, но именно от неё он узнавал о внутренних делах землян. И именно она сейчас торопливо пересекала ангар, выйдя из одного из многочисленных коридоров. По глазам поняв, что дело серьёзное, Эрис выпрямился и со всем вниманием, но при этом, стараясь не давить авторитетом, осведомился, что случилось. Мерти, коротко поклонившись, сообщила, что на подходе большой транспорт землян. Ожидание кончилось.
* * *
Сергей мерил шагами небольшую комнату, оборудованную, как командный центр, и смотрел на моргание радиопередатчика. Час назад он, и дежуривший тут же постоянный связист, поймали слабый, еле пробивающийся сквозь обшивку, сигнал. Кое-как усилив приём, он, наконец, сумел поговорить с таким долгожданным подкреплением. И, к его большому неудовольствию, проведать их прибыл сам Анатолич. Уже по его голосу Сергей определил, что сегодняшний день у него не задался, и, прикинув, что лететь им ещё около сорока минут, отправил связиста погулять. И вот теперь он уже намотал не меньше километра от стены до стены, гадая, как опять оправдаться за, в целом, удачную операцию. Да, погибло много людей. Да, потеряно два боевых корабля, гордость флота. Да, трофеев и немедленных научных прорывов кот наплакал. Но! Они противостояли ни кому-нибудь, ни еле пыхтящим китайским канонеркам, и даже не американским эсминцам. Они боролись с доселе вообще неизвестным врагом, и всё же сумели выцарапать у него победу. Почему же тогда ему так тревожно? Взглянув на часы, Сергей чуть ли не строевым шагом пересёк в последний раз свою маленькую дистанцию, открыл люк и отправился на ковёр к начальству. На этот раз стыковаться решили в совершенно другом месте, не испытывая ещё раз на прочность ангарные ворота, и, спустившись на пять палуб вниз, Сергей остановился у маленькой шлюзовой камеры. Он до сих пор поражался размерам этого чудовища. Будучи больше самой крупной человеческой, или, теперь надо уточнять, земной постройки в космосе, это был всего лишь кусок того корабля, которым так гордился Эрис. Оценивая уже сейчас их шансы на удачу при первой атаке носителя, Сергей грустно улыбался. Им просто очень повезло, и не попади они в воронку, как раз раскрывшегося и ещё очень слабого, поля, то двигатели остались бы целы. А если бы Меридон вышел из-под удара астероида или расколол его намного раньше? То плакали бы их меты о межзвёздных перелётах. Короче, всё, как оказалось, держалось на соплях и только чудом прошло, как было задумано.