– Я… ваш-ш… Сер-р-ргий… Н-не зн-н-н… – октябришна страдальчески заморгала, беспомощно наморщила лоб, но вдруг вытаращила глаза и стукнула по лбу рукой. – Знаю, ваше царственное величество, знаю. Вспомнила. Бабушка когда-то рассказывала мне, откуда берутся древогубцы. Когда она сама была маленькой, ей рассказывала одна старушка, брат соседки которой ходил к убыр, когда был еще молодой. Только после этого он недолго прожил – из лесу вернулся, три дня пролежал пластом и помер. А ходил он к убыр затем, чтобы она…
– И откуда они берутся? – нетерпеливо и не слишком вежливо оборвала Серафима зарождающийся рассказ Находки, который в другое время и при иных обстоятельствах с интересом бы послушала.
– Их выращивают убыр, – все поняла и не обиделась октябришна. – У себя на подворье. Чтобы в лесу их раньше времени гондыр не разорвал, пока они маленькие. Холит их, лелеет, как детушек малых. А потом, когда они вырастут, выпускает их в лес.
– Зачем это ей? – недоуменно нахмурилась царевна.
– Чтобы гондыру навредить, ваш… Сергий. Они с ним терпеть друг друга не могут и постоянно воюют. То она ему древогубцев подпустит. То он ей… что-нибудь сделает, наверное… тоже… не знаю, чего… но не без этого, поди… Кто их тут, в глуши, ведает… Ну и вот – они поэтому ее частокол-то и не грызут, что она их вырастила и на волю выпустила. Вроде, хозяйка, значит. Они нас сюда загнали, заперли, а когда убыр вернется, то все ей расскажут, не иначе, чтобы она сама присудила…
До октябришны вдруг дошло, что она сейчас сказала, и ей стало плохо.
– Ой, дела-то… Ой, дела… Ой, спаси нас-убереги, батюшка Октябрь… Ой, последние наши минутки пришли… – опустилась на землю, горестно уткнула лицо в ладони и тихонько запричитала она.
Царевна обеспокоенно поджала губы и огляделась. Если бы ее кто-нибудь спросил, что она рассчитывала здесь увидеть, то она бы не просто затруднилась с ответом – она бы вовсе не нашла его. Топор-саморуб? Костер и факелы? Ступу с помелом на старте? Мешок дуста?
Неизвестно.
Но дожидаться возвращения убыр в такой обстановке даже ей казалось самоубийственным.
Ее родная троюродная бабушка была бабой-ягой, не самой вредной и мстительной, по всеобщему признанию,[12] но если бы она вернулась домой и увидела, что кто-то заявился туда без приглашения и устроил там такой кавардак, а теперь с гордостью стоит на месте и дожидается ее реакции…
Долго бы ее дожидаться не пришлось. И, скорее всего, это было бы последнее, чего вообще дождался бы возмутитель спокойствия в своей жизни, попадись он под горячую руку…