— А мы на немых картах реки и города находили, — произнес с достоинством Санька. — У меня по географии всегда пятерка.
— А лес до самой железной дороги будет? — спросил Вовка.
— И еще дальше. Ему конца–края нет. А по дороге к деду Евсеичу можем зайти. Он тут, в лесу, живет, колхозной пасекой командует. Знаешь, у него какая пасека? Сорок восемь ульев.
Упоминание о пасеке внесло оживление. Каждый уже предвкушал мед, густой, свежий, ароматный.
— А он, Евсей–то, не жадный? — поинтересовался на всякий случай Санька.
— Ха! Сказал! — ответил Михась. — Он мне двоюродный дедушка, брат бабани Анны. Она померла в позапрошлом году. И совсем не жадный. А меду у него сколько! Железные бидоны, и в каждом по пуду будет. Один такой за месяц не слопаешь, хоть с утра до ночи ложками в рот накладывай.
Ребята прибавили шаг, каждый уже видел перед собой бидон и ложку, которой можно с утра до ночи мед есть.
Михась уверенно шел впереди. День выдался жаркий, в лесу парило. Вытирая рукавом пот со лба, Михась сказал:
— Скоро дойдем. Вот болото минуем, а там уж рядом.
Пришлось обходить небольшое болото. От него несло прелью. Тучи комаров облепили ребят. Особенно трудно пришлось Вовке, не привыкшему к комарам. Шею и руки нестерпимо жгло. Но Вовка терпел. Он давно уже решил, что всякие синяки, царапины и комары — мелочь в сравнении с настоящей войной. А раз так, то стоит ли обращать внимание на такую ерунду.
— Гляди, морошки сколько! — Санька наклонился над ягодами, похожими на алые розочки.
— Брось, она еще твердая и кислая. — Михась махнул рукой. — Вот когда она пожелтеет и размякнет, тогда любо–дорого, одно объедение. А сейчас что, кислота одна, рот дерет.
— От кислоты пить меньше хочется.
Вовка несколько раз цыкал на Саньку и Михася, чтобы шли молча, но они не могли пройти без разговора и десятка шагов. Каждый старался показать друг перед другом свои познания.
Чем ближе подходили к пасеке, тем чаще попадались пчелы. Они проносились над ребятами, угрожающе жужжа.
— Злющие какие! — сказал Санька, отламывая на всякий случай сосновую ветку.
— Потому что мы для них чужие, — пояснил Михась, — а деда Евсеича они не жалят. Дед говорит, что пчелы твари понятливые, знают, где свои, где чужие. Вот посмотришь, он без сетки к ульям подходит.
— Даже когда мед у них берет? — спросил Вовка.
— Не, не трогают, — поспешно ответил Михась, хотя в его голосе уже не звучала прежняя уверенность, и тут же добавил: — Пришли уже. Видите просвет за соснами? Там большая поляна с пасекой. И хата деда Евсеича справа будет, возле берез.