Приятное ощущение при возвращении в домашний уют охватило Питера вместе с ароматом желтофиолей[9], принесенным ветром, — столь же сильным и приятным, как и аромат фиалок. Почти бессознательно он чувствовал желание видеть свою мать, — не говорить с нею, но только видеть ее спокойное лицо, с его нежной женственностью.
Мать взглянула на него, обрадованная, но не удивлённая, когда фигура ее сына показалась в дверях.
— Как поживаешь, милый? — Она улыбнулась ему. — Я думала, что ты скоро придешь.
Питер бросил шляпу и пальто на комод, блестящая поверхность которого гостеприимно приняла их. Маленькие пухлые ноги мистрисс Рольс в дешевых японских туфлях покоились на подушке, на которой было вышито изображение черной болонки с яркими голубыми глазами. Это животное она создала сама еще до рождения Питера и Эны, но оно сохранило в полной свежести все краски, как будто было окончено только вчера. Никто на вилле «Морская чайка», кроме Питера, не согласился бы приютить Фидо у себя в комнате. Но он любил собаку, и теперь опустился на нее, приподняв крошечные ноги своей матери и положив их к себе на колени.
— Вам не следовало ждать меня, — заметил он, поцеловав белоснежные волосы и красные, как яблоки, щеки матери.
— Мне так хотелось, — спокойно возразила она. — Я люблю сидеть здесь. Да и мне надо было кончить вот это. — Она приподняла широкую полосу связанных кружев. — Я уже почти кончила. Это будет покрывало на постель Эны. Но не знаю, найдет ли она…
Мистрисс Рольс.не окончила фразы, но такова была ее давнишняя манера. Если не считать беседы с Петро, она редко пыталась договаривать до конца свои мысли. Жизнь рядом с Питером старшим отучила ее пытаться заканчивать то, что она начинала говорить. Поскольку он обыкновенно прерывал ее, даже в первые годы их совместной жизни, она почти бессознательно считала неизбежными такие перерывы и останавливалась, точно заведенная механическая игрушка, как раз в тот момент, когда за нее должен был договорить ее быстро соображающий супруг.
Питер-младший, который никогда не прерывал ее, отлично понимал, как, если бы она договорила до конца, что его мать хотела сказать: «Не знаю, найдет ли Эна сделанное дома кружевное покрывало достаточно изящным для настоящей, живой маркизы, но мне хотелось бы приготовить собственноручно какой-нибудь свадебный подарок моей дочери».
— О, разумеется, ей понравится. Покрывало будет великолепно, если оно хотя несколько похоже на то, какое вы сделали мне, — заверил ее Питер, когда продолжительная пауза сказала ему, что мать не собирается ничего прибавить к сказанному. — Подумать только, Эна выходит замуж!