— Если вы не возьмете, я выброшу ее за борт.
— А шоколад тоже был ее?
— Да.
— А книги?
— Некоторые из них мои. Но не те, которые мисс Девере находит интересными. Вот еще что: она говорила, что вы не на постоянном месте у Надин. Что это значит, если вы ничего не имеете против моего вопроса?
— Не то, что вы думаете. Это не значит, что меня должны рассчитать. Я нанялась только на время поездки, чтобы заместить девушку, которая в последний момент отказалась. И я влезла в ее башмаки, семимильные башмаки, которые бесплатно перенесут меня через океан в Нью-Йорк, в котором я надеюсь устроиться.
— Я тоже надеюсь на это, — сказал Питер серьезно.— У вас там есть друзья, кроме меня?
— Благодарю вас за то, что вы считаете себя таковым, господин джилидовский бальзам. Впрочем, я слышала, что в Америке всякий готов быть другом одиноких иностранцев!
— Я боюсь, что ваши сведения об Америке немного слишком оптимистичны. Но не можете ли вы одну минуту быть серьезной? Мне кажется, что я хорошо познакомился с вами, и с другими, конечно. Но они — другое дело. И потому они на постоянной службе у Надин. Это подходит к ним. Я не беспокоюсь о них, и не беспокоился бы из-за вас, если бы вы мне сказали, что у вас есть друзья и вы знаете, что предпримете, когда приедете.
— Я не могу этого сказать, — отвечала Вин, изменив тон и, словно устыдившись, что начала разговор в столь «легкомысленном» стиле. — Но у меня есть надежда; у меня есть два рекомендательных письма и адрес приличных меблированных комнат; кроме того, у меня осталось немного денег, так что я действительно верю, что все обойдется хорошо, благодарю вас. Мои родные думают, что я поехала, чтобы проявить свой дикий нрав и я постараюсь доказать, насколько это будет возможно, уже не им, но самой себе, что я могу жить собственной жизнью в Новом Свете и не погибнуть.
— Почему вы не хотите уже им этого доказать?
— Да потому, что никто из них не интересуется этим. И фактически обо мне уже позабыли.
— Я боюсь, что у вас большое горе, — сказал Питер.
— Для того, что заставило меня искать счастья в Америке, это слишком сильное выражение, хотя это началось с горя, которое случилось уже давно.
— У вас умер кто-нибудь, кого вы любили? — Питер встал на простой прямой путь наводящих вопросов.
— Да, моя мать. Это случилось, когда мне было четырнадцать лет, и я не могла быть особенно полезна ни моему отцу, ни моему малолетнему брату. И вот отец нашел особу, которая была столь любезна, что стала экономкой и воспитательницей моего брата. Он — священник. Я, вероятно, не похожа на дочь священника, и он тоже думал, что я не стану на него похожа, в особенности с тех пор, как появилась эта экономка. Мы стали ссориться с ней, и это возмущало отца. Он не хотел расставаться с нею, так как она блестяще управлялась с делами, с ним, с ребенком, с приходом. Поэтому было проще расстаться со мною. Я отправилась в школу на полный пансион.