— А что теперь? — пожал плечами Диз. — Мора пожурили и отпустили — никто не хочет связываться с его отцом. Но ни к Ребекке, ни к тебе он близко не подойдет, не переживай. Данте… его отчислили.
— И поделом ему, — мстительно прокомментировала я.
Новость про Мора меня обрадовала не так сильно, но я всё понимала: привилегия — она везде привилегия. И ведь никто особо не пострадал, верно? Не считая дракона, все остались живы. А прочие… мелочи не в счет.
Не знаю. У него с самого начала было не много выбора, а теперь… демон умолк, решив не продолжать эту историю.
Возможно, он был прав. Я сомневалась, что сумела бы по достоинству ее оценить. Не сейчас.
— Кстати, у меня кое-что для тебя есть, — Диз вынул из кармана черный кожаный шнурок с двумя подвесками. — Подставляй шею.
Я недоверчиво на него посмотрела.
— Зачем? И что это?
— Подарок от Данте и Мора. Теперь никто из них или их кругов не сможет залезть в твои мысли.
Щедро. Даже слишком.
— И что я буду тебе должна?
— Ничего, — казалось, вопрос его неприятно задел. — Считай это их платой за причиненный тебе ущерб.
Я все еще не спешила радоваться.
— Разве тот факт, что кто-то копался в твоих мозгах, не нервировал тебя до такой степени, что ты подняла на уши весь университет?
— Спасибо, — кое-как улыбнулась я. — Давай я сама надену.
Зеленые глаза подозрительно сузились.
— Держи.
Я вздрогнула, когда его ногти (ногти! Нормальные человеческие ногти, стриженные под корень. Не когти, которыми легко можно было разорвать человека пополам) случайно задели мою кожу. Перевела дух, когда на ладонь мне упали серебряные амулеты — простые пластинки с нацарапанными на них символами, больше похожие на солдатские жетоны, чем на украшения. И поняла, что невольно затаила дыхание, еще когда айтишник протянул вперед руку.
Смущенная, я все же подняла на него взгляд. На его губах играла усмешка. Не горькая, нет. Но понимающая.
— Извини.
А что мне оставалось сказать? Конечно же, я тогда обернулась. Кто бы поступил иначе? Теперь я понимала, к чему относился сарказм в его голосе, когда он комментировал гравюру с изображением его отца.
«Красавец, не правда ли?»
Да уж. Красавец. Я знала, что у Мора было не только человеческое обличье, но и то ужасное, напугавшее меня в первую ночь. Но никогда не спрашивала об этом Диза. Возможно, потому что боялась узнать ответ. Или, что было бы еще хуже, потому что за всеми этими разговорами на кухне общежития, за взаимными подколками и зарождавшейся симпатией я почти забыла, что он не человек. Гораздо больше не человек, чем я. Он в самом прямом смысле этих слов был порождением Войны и Смерти. А я?