– А я вот, как видишь, царствую, несу бремя власти. Иногда я тебе завидую, твоей бесшабашной удали. Вот так взять бы все и бросить, и уплыть куда глаза глядят. Путешествовать по разным странам и морям. Это ли не счастье? Но я так не могу. Чувство долга, ответственность за страну не позволяют мне сделать это. В отличие от тебя, я не мистик и не романтик. Я не люблю философии. Мне нравятся инженеры. Надо заниматься не любомудрием и поиском смысла жизни, а строить крепости, мосты и дороги. Во всем нужен точный расчет и порядок. А для этого нужна сильная власть и закон. Я есть их олицетворение в Российской империи. Ты знаешь, как меня называют придворные? Весьма поэтично – «Дон-Кихот самодержавия». В моем царствовании нет твоего блеска. Я не расширил, как ты, границы империи. За эти одиннадцать лет я присоединил только Эриванское и Нахичеванское ханства к оставленному тобой наследству. Хотя мог бы поддержать восстания балканских народов против османов и осуществить вековую мечту нашей династии – завладеть Константинополем. Но я этого не сделал. И даже вопреки имперской логике, когда нашему заклятому врагу турецкому султану пришлось совсем туго: его египетский вассал Мегмет (так в России называли Мухаммеда Али. – авт.) готов был захватить Стамбул, я пришел ему на помощь и послал наш десант на берега Босфора. Никто – ни англичане, ни французы, ни австрийцы – не поверил в мое бескорыстие. А зря. Я и поныне убежден, что народы должны быть покорны своим верховным правителям, какую бы веру они ни исповедовали: христианскую или магометанскую. Без этой покорности невозможна никакая империя.
Николай Павлович подошел к столику, на котором стояли оставленный Клейнмихелем графин с водкой и блюдо с легкой закуской.
– Выпьем за встречу? – предложил он брату.
Александр отрицательно покачал головой.
– Ты же знаешь: я никогда не любил водки. А сейчас вообще почти не пью.
– Как хочешь, – сказал император, налил себе рюмку и выпил ее одним глотком.
Потом спросил:
– Зачем ты только дал этим полякам конституцию?
Александр промолчал.
– Ты же знал, что я всегда буду чтить законы, какими бы они ни были. Это вы с Константином, потакая во всем полякам, спровоцировали их на восстание. Не было бы вашей конституции, не пролились бы реки крови. Вы просто меня подставили в очередной раз. Белоручки и чистоплюи! Наворотили дел, расплодили вольнодумцев, а расхлебывать заваренную вами кашу пришлось мне. Я удивляюсь, как меня не убили в первый день моего царствования на Сенатской площади. Я взял на себя грех и вздернул на виселице главарей бунта, а остальных отправил в Сибирь и на Кавказ. И то, что империя до сих пор цела, – это моя заслуга, а не твоя. Это мое царство!