В наступившей темноте ещё можно было разглядеть, что никакого самолёта там не было — даже следов. Речка была, чёрная стена тайги по-прежнему прикрывала пляж, где ещё недавно стоял истребитель, но сама машина как в воду канула. Семёнчик, в глубине души сожалея о своём партийном прошлом, три раза выразительно перекрестился:
— Царица небесная, спаси и сохрани!
Всю ночь дед не сомкнул глаз. Полная луна присматривала за Семёном огромным жёлтым глазом, заливая серебром ровную дорожку пляжа. А дед палил деревину, и ему мерещилась всякая нечисть: то тень отделится от деревьев на том берегу реки, то сама река вдруг оживёт причудливыми тварями, то вскрикнет в тайге кто-то жалобно. Умка тоже не спал. Отойдёт от костра недалеко, прислушается, мордой поводит — запахов тревожных соберёт и — назад, к огню, под защиту хозяина. С первыми лучами Семён засобирался в обратный путь. Только дома, плотно закрыв за собой дверь и зашторив окна, он заглянул в рюкзак. Вынуть банку сразу не решился, всё ощупывал, рассматривал в тёмной утробе рюкзака, словно не верил холодку под пальцами, а потом, вытащив банку с тушёнкой на свет божий, постановил по центру стола и долго глядел на неё.
— Хорошо, — сказал он, наконец, сам себе, — посмотрим.
На следующее утро Семёнчик был во всеоружии. В рюкзаке уже лежала нехитрая снедь с расчётом на три дня, коробка с патронами, тёплый свитер и другие нужные в тайге вещи. Задержавшись в сенях, дед выхватил из груды сложенных в углу огородных инструментов лопату, возле крыльца отвязал радостно прыгающего Умку.
— Где пропадал, Семёнчик? Я вчерась ужо хотела к участковому идтить, — окликнула возле калитки соседка Никитична.
— Ты лучше приставь его к Лёхе, внуку своему. Опять рулады ночью под окнами выводил, — отрезал дед, пресекая расспросы.
Крючок на калитке брякнул, и хозяин, не оборачиваясь, поспешил в сторону леса — Умка не отставал. Теперь дед шёл короткой дорогой и к полудню был на месте. Набрал хвороста, наломал ещё лапника, оборудовал место для ночлега и стал ждать. Самолёт появился неожиданно, как и накануне. Махнув звёздными крыльями, пошёл на посадку. Притулив в угол ружьё, Семёнчик теперь сам вышел навстречу лётчику.
— Лейтенант Терентьев, лётчик, — первым снова представился пилот, будто и не виделись они вчера.
Тот же тревожный взгляд, нервные пальцы у кобуры…
Семёнчик тоже представился.
— Что за строения? — поинтересовался лётчик.
— Да вот… Охраняю, — уклончиво сказал дед.
Пошли к кострищу, разговорились: «Вот — второй фронт. Надо бы полосу подготовить. Хворост есть?» Семёнчик добросовестно отвечал на все вчерашние вопросы, внимательно слушал будто заученную речь пилота о пригодности полосы. А в полночь сказочной Золушкой снова исчезли и лётчик, и самолёт.